Паранойя. Маскарад
Шрифт:
Я проснулся где-то через часа два. Расстроено принял к сведению, что опять началась бессонница, и головная боль только усилилась.
Часы смотрели на меня исподлобья, показывая половину второго ночи. Время писателей, Брюса Уэйна и меня.
Я тихо поднялся с дивана, массируя виски. Внутри черепной коробки гудело целое студенческое общежитие, с гномами кузнецами и рок фанатами в придачу. Я должен был успокоить этот балаган.
Днём это была её квартира, – она дышала и светилась, звучала шелестом её шагов, подкупала минимализмом и чистотой, –
Ночью жилище становилось моим, и почти превращалась в моё убежище на Рибейро Драйв. Я включал торшер на кухне, которым Джесс никогда не пользовалась, и всю ночь перемещался по единственному маршруту по маякам – от слабо освещенной лоджии до этого единственного источника света.
Джессика заняла спальню, и я тихо прошел на кухню, чтобы не разбудить её. Я поплыл сквозь мрак как старый потёртый бриг, взял бутылку Джека, привычно прокрался в лоджию, где, кутаясь в халат, и засел в кресле, прислушиваясь к раскатам грома вдалеке.
Говорят, что дом там, где тебе хорошо. Сейчас это был мой дом.
Я пил виски, вглядываясь красными глазами на огни города, вспоминая детали убийств. Интересно, Тони что-то нашёл, или плюнул и уехал домой?
Я не трудоголик, но такие ночи … Они просто случаются. В последнее время всё чаще.
Мысли следовали за поднимающимся к потолку табачным дымом, тихо клубились там, – в сумраке, ваяли из серого тумана образы и переживания прошедшего дня. Иногда всполохами облачка и завихрения дыма перекрашивались в зеленый свет, отражающийся от мигающей внизу по улице вывески на аптеке.
Нас было трое – я, Джек Дэниэлс, и промокший город за стеклом. И у нас троих была бессонница.
Город молчал, я отвечал ему тем же. Джек тихо напевал песню, позвякивая льдом в стакане.
Я размышлял о сегодняшнем дне, о жертвах и фактах. Уликах, которые я мог упустить. Вещах, которым не придал значения.
Я думал о той девчонке, – Селине, и об обстоятельствах её смерти. Если бы не она, дело было бы гораздо проще.
Этот город неспокойный, нужно просто открыть утреннюю газету, чтобы это понять. Нападение могло быть никак не связано с нашим делом. Но это не делало это убийство менее странным.
Можно ли было связать его с человеком без лица? C одной стороны, явных доказательств не было, с другой, почерк был слишком похож. Либо это невероятное совпадение, либо убийца тащился через полгорода именно к ней. В таком случае нужно копать в этом направлении.
Я включил телефон и отыскал присланные с утра фото, ещё раз посмотрел на черно-белое изображение девушки.
Она также грустно смотрела на меня в ответ.
Я откинул тяжелую голову на изголовье кресла и прикрыл глаза. Во рту был привкус виски и чего-то ещё. Пробивающееся через закрытые веки мерцание рисовало необыкновенные картинки в моём воображении.
Вот я стою под окнами её дома. Я знаю, она ждёт меня. Именно сегодня, именно этой ночью она сидит и ждёт, хотя сама пока не до конца понимает чего именно. Я поднимаюсь по пожарной лестнице, медленно, чуть дыша, чтобы не спугнуть. Её окно манит меня теплым, мягким оранжевым свечением, я волнуюсь, но поднимаюсь по скользким металлическим ступеням, всё ближе к заветному огоньку. Я замираю у её окна, вглядываясь в её одинокий силуэт напротив телевизора. Она сидит неподвижно, замерев и уставившись в темные полоски на экране. Она ждёт.
Окно приветственно приоткрыто, я, дрожа от возбуждения, осторожно поднимаю его, впуская в квартиру холодный ветер, дождь и ночь. Я знаю, что она не отреагирует. Сквозняк пронесся по комнате, всколыхнув её волосы, – она даже не поежилась. Я уже почти внутри, не отрываясь слежу за ней, волнуюсь и потому допускаю ошибку, – локтём я цепляю вазу с цветами, и она падает на паркет, звон режет нашу тишину как садовые ножницы прекрасный цветок.
Она поворачивается, непонимающе смотрит на цветы на полу, потом на меня. Ловлю её взгляд, он пустой, холодный, потухший. Она смотрит мне в прямо в глаза, пока я медленно приближаюсь и достаю из чехла тонкий и изогнутый клинок. На мгновение её зрачки расширяются, взгляд проясняется, и она бросается к двери, я уже близко, но не успеваю перехватить её.
Она не возится с замком, – дверь не заперта. Когда она тянет ручку на себя, я успеваю ударить наотмашь по её руке. С криком она вырывается в коридор и бежит вниз, призывая соседей помочь ей. Я лишь улыбаюсь, – никто не услышит её. Не сегодня.
Я иду за ней по тонкому следу крови, что она оставляет за собой. Я знаю, что она не уйдет.
Почему?
Я открыл глаза. Опять промелькнула мысль, что я что-то упускаю, – я смотрел на “Сотворение Адама“ , но не видел на ней изображение человеческого мозга.
Я уже прошерстил её биографию и не нашел абсолютно ничего необычного. Почему он выбрал её? Я складывал мозаику снова и снова, но всё равно получался лишь пустой и безликий белый лист. Сидел на перроне и ждал когда придет поезд с ответами. Поезда было не видно, сколько я не вглядывался в темноту уходящих рельс, надеясь заметить заветный огонёк.
Некоторое время я добирался до дна стакана, пока головная боль не достала меня окончательно.
Покопавшись в аптечке, я достал Гидрокодон, этакий дешевый Викадин, не менее сильный, но отпускался он без рецепта. Пару таблеток запитые Джеком сделали своё дело.
– Старый вкус для пожилых и уставших. – Пробормотал я. – Обезболивающее и бухло, – вот мой выбор.
Я открыл дверь балкона, пуская в квартиру грязный шепот города, – затихающие звуки сирен, шум ветра и шелест крыльев улетевших голубей. Вдохнул полной грудью влажный и холодный воздух, оперся о перила и закурил вновь, наблюдая за ночной жизнью внизу.
Тяжелый пар лениво поднимался из канализационных люков, окутывая дорожные лампы развевающимся маревом. Дальше по улице виднелся шпиль старой баптистской церкви, и приглядевшись я заметил слабое свечение в окне на башенке. Странно, что священник может делать в подобное время? Одинокий прохожий быстрым шагом пересёк улицу, волоча за собой здоровенный мусорный пакет, и скрылся за углом, пройдя мимо мусорных баков и не остановившись. С соседней улицы повернул седан, медленно проехал мимо аптеки, из машины глухо доносились тяжелые хип-хоп басы. Возле аптеки стоял человек, прямо под вывеской, – мигающий зеленый свет выхватывал его силуэт.