Паразиты
Шрифт:
Он поднимался с ней по лестнице, когда одетый к обеду лорд Уиндэм появился на площадке, вперив взгляд в свои часы.
— Обед через пятнадцать минут, — пробормотал он. — У вас ровно пятнадцать минут на то, чтобы переодеться. Что вы намерены делать с этим мешком?
— В нем кое-что есть, — сказал Найэл. — Крайне дорогое…
— Кролики, вы сказали? — рявкнул лорд Уиндэм. — Никаких кроликов в этом доме. Позвоните Вогану. Воган их заберет.
— Нет, сэр, — сказал Найэл. — Нечто дорогое для… для моей матери. — Он поклонился
Лорд Уиндэм проводил Найэла пристальным взглядом.
— Странный юноша, — пробормотал он. — Композитор… Париж… Все они одним мирром мазаны. — И он поспешил вниз по лестнице, чтобы сверить свои часы с часами первого этажа.
Ванную комнату Фриды заполняли клубы пара. Она стояла в ванной и, намыливаясь с головы до пят, громко пела. При виде почтовой сумки она издала победный клич.
— Молодец, — сказала она. — Повесь платье на дверь, малыш. От пара складки разгладятся. Бумажные пакеты я нашла. Они все до единого лежали в нижнем ящике шкафа.
— Тебе бы неплохо поспешить, — сказал Найэл. — До обеда осталось всего пятнадцать минут.
— Какое наслаждение это мыло. Коричневый «Виндзор». Добрая, старомодная марка. Я захвачу его с собой. Они не хватятся. Потри мне спину, ангел мой, вот здесь, между лопатками.
Найэл изо всех сил натер Фриде спину ее потрепанной мочалкой, после чего она одновременно открыла краны горячей и холодной воды, и мощный поток хлынул в ванну.
— Мыться так мыться на все деньги, что мы платим за воду в Париже. Уверена, когда мы вернемся, наш хилый кран совсем заглохнет. Консьержка и не подумает присмотреть за ним.
— Ну что, хватит? — спросил Найэл, стряхивая воду с манжет. — Мне надо идти переодеваться. Я и так здорово опаздываю.
Вытирая влажные от пара глаза, он вошел в спальню Фриды. За шумом воды ни один из них не услышал стука в дверь. На пороге стояла леди Уиндэм в черном бархатном платье.
— Прошу прощения, — сказала она. — Со слов горничной я поняла, что с багажом вашей… вашей матушки произошло какое-то недоразумение.
— Все в порядке, — едва выдавил из себя Найэл, — я его нашел.
— Эй! — крикнула Фрида из ванной. — Прежде чем уйти, малыш, принеси мне полотенце со стула. Пожалуй, я и его прихвачу с собой. Должно быть, Уиндэмы потеряли счет полотенцам.
Ни один мускул не дрогнул в лице леди Уиндэм, но в глазах ее отразилось недоумение.
— Значит, у вашей матушки есть все, что ей нужно? — спросила она.
— Да, — ответил Найэл.
— В таком случае я покидаю вас обоих, чтобы вы могли переодеться, — сказала леди Уиндэм. — Полагаю, вам известно, что ваша комната по другому коридору.
И она удалилась, величественная и неприступная, в тот самый момент, когда Фрида в чем мать родила и мокрая с головы до пят, шлепая босыми ногами по полу, вошла в спальню.
Ни один из Делейни не явился к обеду вовремя. Даже Мария, хоть она как никто должна
Папа, раскрасневшийся, в слегка съехавшем набок черном галстуке, признался ближайшим членам своего семейства, что подкрепление, принятое им после чаепития, оказалось недостаточным и, чтобы продержаться до обеда, ему пришлось прибегнуть к содержимому своей фляжки. Его широкая улыбка была сама терпимость. Селия наблюдала за ним, как молодая мать, не уверенная в поведении своего ребенка. То обстоятельство, что она забыла упаковать свои вечерние туфли, ее не тревожило. Вполне сойдут и тапки без задников. Лишь бы Папа вел себя прилично, остальное не имеет значения.
Фрида появилась последней. Не намеренно, не из тщеславия — она была начисто лишена его, — но потому, что обвязывание головы тюлем заняло определенное время. Результат был несколько ошеломляющим и отнюдь не тем, на который она рассчитывала. Она словно сошла с картины, изображавшей бегство в Египет и написанной посредственным примитивистом.
Как только она прибыла, лорд Уиндэм схватил свои часы.
— Двадцать три с половиной минуты девятого, — буркнул он.
В полном молчании общество гуськом проследовало в столовую, и Фриде, которая, приступая к супу, всегда закуривала сигарету, на сей раз не хватило на это мужества.
Когда подали рыбу и разлили по бокалам шампанское, ледяную скованность принужденной беседы разбил теплый, добродушный голос Папы, в котором, как и всегда по вечерам, игривые интонации звучали более явственно, чем в любое другое время суток.
— Мне жаль огорчать вас, мой дорогой, — обратился он через весь стол к хозяину дома, — но я должен сделать одно заявление. Дело в том, что ваше шампанское пахнет пробкой.
Мгновенно наступила тишина.
— Пахнет пробкой? Пробкой? — сказал лорд Уиндэм. — Оно не должно пахнуть пробкой. С чего бы ему пахнуть пробкой?
Испуганный дворецкий поспешил к стулу хозяина.
— Никогда к нему не прикасаюсь, — сказал лорд Уиндэм. — Мой врач не позволяет. Кто еще говорит, что шампанское пахнет пробкой? Чарльз? Что не так с этим шампанским? У нас оно не должно пахнуть пробкой.
Все попробовали шампанское. Никто не знал, что сказать. Согласишься с Папой — проявишь невежливость по отношению к лорду Уиндэму; не согласишься — выставишь Папу грубияном. Принесли новые бутылки. Заменили бокалы. Пока Папа подносил свой бокал к губам, мы застыли в мучительном ожидании.