Пари с будущим
Шрифт:
— Потерпи! Потерпи! — заклинал я ее всякий раз.
Стяжатель молчал.
— Эй, ты еще не сдох там, изверг? — останавливаясь после очередного наплыва хаоса, чтобы восстановить силы, спросил я. — Мы идем, куда нужно?
Молчание.
— Понятно, твой скудный словарный запас иссяк после тех пафосных тирад. А может, ты все-таки сдох?
— Так ты обернись, проверь.
— Я спросил: мы идем в нужную сторону?
— Если мы с тобой будем так считать, то рано или поздно она станет нужной.
— А мир вокруг тебя случайно не
— Мне очень отрадно, Безымянный, что с каждой нашей встречей ты все больше походишь на человека.
— Знаешь, изверг, а я, пожалуй, возьму себе имя. И даже фамилию возьму, чтобы быть совсем человеком. Мне нравится сочетание «Иван Сусанин». Как ты на это смотришь?
— Довольно болтовни. Отдохнул — веди!
Я оттолкнулся посохом и с усилием зашагал впереди них. Презренным шутом профессора он выглядел органичнее. По крайней мере, на своем месте. Тени место у ног.
Пока мы продвигались, десятки разнообразных планов по освобождению проносились в моем сознании, но ни один не был мало-мальски годным. Я даже пытался придумать способ созвать сюда на помощь собратьев-ади, и если бы асуры не изгнали их в инфозону во время нападения на станцию, это еще можно было бы осуществить. В инфозоне они меня не услышат, этот лабиринт возник неспроста, он глушил все, что проникало внутрь него, в нем, как в паутине, запутывалась даже информация, то есть мы, избравшие себе произвольную форму и силой мысли создающие из разрозненных сведений вспомогательные предметы. Все наши ухищрения здесь помогали мало, и я не надеялся на благополучный исход.
Коридоры переслаивались, проникали друг в друга. И однажды, когда нас снова затрясло, а со всех сторон посыпались невидимые камни, я заметил вдруг в перекрестье двух тоннелей чертовски знакомый пейзаж. Это были…
«Да!» — внутри себя услышал я торжествующий выкрик Савитри.
С оглушительным грохотом нас швырнуло в это перекрестье миров. Спасаясь от обвала, мы нырнули туда, в морозную ночь с ее узнаваемыми запахами и звуками. Савитри исчезла. Мы со Стяжателем упали сквозь крышу внутрь сарая во дворе того самого дома, где я и мои коллеги в начале весны не вспомню какого года тушили пожар.
Не успев опомниться сам и не давая этого сделать извергу, я швырнул в него посохом. От соприкосновения с сотворенным мной предметом Стяжатель заорал и задымился. Но брошенная следом сеть поймала пустоту: он сгинул. Просыпавшиеся с его шкуры искры с неестественной быстротой подожгли какие-то картонки, пламя занялось мгновенно. Я отпрянул, на пару секунд перестал видеть, а когда открыл глаза, то уже выпрыгивал из нашего красного носорога, и на мне была защитная форма пожарного, а значит, я был…
— Слышь, а ты щелкни нас вот отсюда!
Черт! Дежа-вю.
Я механистически нажал кнопку в мобильнике, фотографируя ментов на фоне горящего сарая.
— Чё тут у вас не проехать нигде? — буркнул Рыба.
Так, здесь что-то будет, здесь что-то произошло тогда… Вспоминай, вспоминай!
— Денис, иди глянь, что там! — крикнул мне Николаич, взмахнув рукавицей в сторону огня.
Горящий (подожженный, вот проклятье, мною самим!) сарай стоял чуть на взгорке и был предпоследним в ряду таких же развалюх. За сараями был спуск, и в этом закутке, точно за горящей постройкой, показалась крыша металлического гаража.
— Вот хреновина… — ругнулся я.
Подбадриваемые Николаичем, мы уже волочем с Женькой «Пургу», потом Николаич отзывает меня: «Стрельцов, подь сюды!» — а я все не могу вспомнить, что же тогда случилось с Денисом такого, если даже сейчас, после стольких событий, во мне живо ощущение беды. Оно усугублялось вибрирующим в нагрудном кармане, под курткой, мобильником, до которого сейчас не было времени добираться. Мы с Артемом Николаичем пинали обуглившиеся деревяшки, Женька закидывал пламя пеной из «Пурги». Тут телефон стих, а меня прошило озарением. «Пригнись!» — заорал я сам себе что есть мочи и сию же секунду нырнул вниз, приседая.
Надо мной — там, где мгновение назад еще была моя голова — со свистом пролетел и тяжело врезался в ствол ближнего тополя какой-то полыхающий предмет.
— Блин… — выдохнул Денис, а я увидел среди дыма и летящей копоти то, что не было видно ему — промелькнувшую фиолетово-черную тень знакомых очертаний. И тень эта удалялась бешеными скачками, перескакивая с крыши на крышу, прилепляясь к стенам домов и фонарным столбам, пока не исчезла из вида.
Значит, я повторно притащил сюда, в это время, Стяжателя?..
Антонина Вацлавовна проснулась посреди ночи и долго вспоминала, где находится и кто она такая. Только что ей снился внук Денис и много огня. А еще голоса, иногда появлявшиеся в ее нездоровой голове, часто подзуживали: делай то, делай это. Вот и теперь один, очень приятный, женский, повторял: «Вставай, вставай, иди и позвони ему! Он в опасности!»
— Позвонить, нужно позвонить… Очки, где мои очки? — комментируя вслух свои намерения, чтобы не забыть, она поднялась, продела озябшие ноги в шлепанцы и зашаркала к коридорному телефону.
В окошке на корпусе аппарата светились красным какие-то цифры. Надев очки, Антонина Вацлавовна разглядела, что уже почти три часа. Голос поторопил ее. Прикрыв все двери из коридора, чтобы не разбудить дочь и зятя, она набрала записанный на квадратном листке номер. В ответ слышались гудки, сам Денис не отзывался.
— Ну что ж ты будешь делать!
И вдруг пришло спокойствие. Антонина Вацлавовна нажала кнопку отбоя и положила трубку на базу, а через полминуты уже и не помнила, что пыталась куда-то позвонить. Но сна уже не было, и она побрела на кухню попить чаю. В голове у нее тем временем происходил странный диалог, не имеющий лично к ней никакого отношения. Поначалу голоса пугали ее, но со временем она к ним привыкла и старалась не вслушиваться.