Парижанка
Шрифт:
– Послушай, Жаклина, – серьезно возразила госпожа де Ретиф, вставая с места, – не злоупотребляй моим терпением. Я добра, ты знаешь, и я доказываю тебе в данную минуту свою доброту. Я не хочу придавать особенного значения твоим словам, сказанным в пылу гнева. Ты страдаешь, я тебя извиняю. Мало того, я обещаю тебе свою поддержку в пределах возможного, Но, если твои преувеличения и резкость возобновятся, наше доброе согласие будет нарушено непоправимо. Подумай хорошенько. Я желаю тебе только одного добра. Не старайся мне вредить. Кроме того, что это было бы недостойно женщины, которая
Жаклина взглянула на свою приятельницу с беспредельной грустью и сказала почти разбитым голосом:
– В тот день, когда я решусь исполнить свои намерения, для меня все будет кончено и мне уже нечего будет больше бояться.
Она не взяла руки, протянутой ей Валентиной, простившись с той лишь легким кивком головы, и, даже не ожидая ухода гостьи, села на прежнее место с мрачным взглядом и потупленной головой.
В тот же день Роза вышла из экипажа на улице Мира у дверей магазина, на вывеске которого красовалась надпись золотыми буквами: «Госпожа Паро, моды». Она поднялась по лестнице и, встреченная в прихожей мальчиком в ливрее, спросила мадемуазель Компаньон.
– Мадемуазель Гортензия, потрудитесь проводить эту даму в кабинет мадемуазель Компаньон.
– Пожалуйте, сударыня!
Они миновали два зала для приема публики, где стояли столы, покрытые моделями шляп из бархата, атласа, перьев и разноцветных бус, надетых на подставки черного дерева и похожих на роскошных бабочек. Приотворив дверь третьей комнаты, мастерица доложила тихим голосом:
– Сударыня, одна дама желает вас видеть.
Роза вошла в мастерскую, где у стола, заваленного обрезками материй, кружев и лент, Сесиль сочиняла шляпы в тишине этого уединенного уголка. При виде своей прежней товарки она покраснела от радости, бросила форму, которую отделывала своими ловкими пальцами, и воскликнула, вставая:
– О, Роза, это вы! Какой приятный сюрприз!
Мастерица ушла, подруги остались вдвоем, растроганные, улыбавшиеся и счастливые, как в то время, когда они работали сообща в маленьком провинциальном магазинчике.
– Я проезжала поблизости, и мне пришло в голову заглянуть к тебе.
– Значит, вам нечего делать сегодня? – робко спросила мадемуазель Компаньон.
– Да разве я теперь когда-нибудь бываю занята? Я убиваю время, что далеко не так приятно, как работать. Постой, однако, покажи, что ты мастеришь…
– Это шляпы для скачек. Не успеешь оглянуться, как наступит неделя скачек; тут понадобится что-нибудь новое, оригинальное… Вот я и ломаю голову… Взгляните, там три оконченных модели.
Она показала на три шляпы из соломы и тюля, отделанные цветами и птицами, стоявшие на столе.
– Недурно, в особенности та большая, цвета мальвы с гортензиями. Ну, а эта, над которой ты теперь работаешь?
– Ах, у меня ничего не выходит… Мне недостает вашей изобретательности! Шью я недурно, но мне не хватает фантазии, я сама знаю.
– Нет, твои шляпы очень удачны. Все мои знакомые заказывают у тебя и остаются довольны.
– Да, мои дела идут успешно, не могу пожаловаться. Но надо поддержать славу магазина… Госпожа Паро избаловала заказчиц своим изящным вкусом.
– Она любила все роскошное и массивное… Можно придумать что-нибудь и получше… воздушное, легкое идет гораздо больше молодым женщинам… Не думай об одних богатых вдовах.
– Зато они платят всех дороже и аккуратнее, – со смехом подхватила Сесиль.
– А у тебя есть и плохие плательщицы среди покупательниц?
– Конечно, не без того. Собирать деньги иногда трудненько… Но хорошие заказчицы вознаграждают меня за плохих.
– А как обращаешься ты с плохими?
– Одинаково, как и с хорошими, потому что чаще всего это очень красивые женщины и в большой моде, которые выставляют с выгодной стороны мой товар и тем приносят мне новые заказы… Только все они записаны в отдельную книгу, чтобы не путать отчетности…
– А, так они у тебя отмечены? – задумчиво сказала Роза.
– Да, для моего собственного сведения. Вы понимаете, конечно, что я прячу книгу этих записей, чтобы она не попала кому-нибудь на глаза.
Роза машинально сняла перчатки; взяв форму, она принялась складывать петлями ленты, располагать цветы, точно для забавы, и в одну минуту в ее ловких руках шляпа приняла изящный и кокетливый вид. Сесиль, смотревшая на работу своей бывшей подружки, сказала минуту спустя:
– Какая вы искусница! Ах, это чудный талант, которого никак не переймешь! На это нужен особый дар.
– «Поваром делаются, а жарильщиком надо родиться», знаешь пословицу? – заметила, смеясь, мадемуазель Превенкьер.
Она продолжала мастерить шляпу и, немного помолчав, спросила:
– А она у тебя здесь, та книга тугих платежей?
– Да, в шкафу с обрезками.
– Покажи мне ее, можно? Это не будет нескромностью, потому что ведь я также имею пай в твоем деле.
– О, да разве это профессиональная тайна! – весело подхватила мадемуазель Компаньон.
Она выдвинула ящик и вынула оттуда записную книгу, которую положила на стол.
– Это было придумано госпожой Паро и так велось с основания магазина, а я потом продолжала… Есть счета, которые совсем не будут уплачены… А другие уплачены зараз кавалерами… Ах, в нашем ремесле бывают большие курьезы… Чего только не насмотришься и не наслушаешься!
Роза рассеянно перелистывала страницы счетной книги. Она осторожно приподняла ногтем вырезку на букве «Р», и между многими фамилиями ей бросилась в глаза одна, хорошо знакомая, которую она, вероятно, искала: «Госпожа де Ретиф, улица Камбасерес, 23, счета 95, 96, 97 гг. (семь тысяч триста франков) уплачены 11 апреля 1897 г. (чек Леглиза)». Краска бросилась в лицо мадемуазель Превенкьер. Она поспешно отодвинула в сторону счетную книгу и на минуту замерла в задумчивости. Сесиль по-прежнему рылась в лентах, птицах, цветах, стараясь составить из них гармоническое целое, равнодушная к тому, что не касалось ее работы, всецело поглощенная своей задачей. С озабоченным видом спрашивала она совета Розы насчет комбинации оттенков и других тонкостей гарнировки. Гостья отвечала рассеянно, не зная, как высказать вопрос, вертевшийся у нее на языке. Наконец она решилась: