Парижские тайны. Знаменитый авантюрный роман в одном томе
Шрифт:
– Милостивый государь, – печально произнес полицейский комиссар после короткого молчания, – избавьте самого себя от горестного зрелища, покиньте этот злополучный дом… Сейчас мне предстоит выполнить уже иной долг, еще более тягостный, чем тот, что привел меня сюда.
– Вы правы, сударь, – ответил граф де Сен-Реми. – Что касается человека, ставшего жертвой этого мошенничества, передайте
– Его контора на улице Ришелье?.. Он всем хорошо известен, – ответил полицейский комиссар.
– В какую сумму оцениваются похищенные бриллианты?
– Они стоили около тридцати тысяч франков, милостивый государь; человек, их купивший и обнаруживший, что они украдены, заплатил эту сумму… вашему сыну.
– Столько я могу еще заплатить. Пусть ювелир придет послезавтра к моему банкиру, я с ним все улажу.
Полицейский комиссар поклонился.
Граф вышел из кабинета.
После его ухода полицейский чиновник, глубоко потрясенный этим неожиданным происшествием, медленно направился в гостиную, вход в которую был закрыт портьерой.
С волнением он приподнял ее.
– Никого!.. – воскликнул он, опешив; внимательно оглядев гостиную, он не нашел в ней ни малейших следов трагического происшествия, которое вроде бы только что случилось.
Затем, обнаружив небольшую дверь, искусно скрытую обоями, он кинулся к ней.
Дверь была заперта снаружи – со стороны потайной лестницы.
– Ну и хитрец!.. Именно через эту дверь он сбежал! – с досадой воскликнул полицейский.
Виконт в присутствии своего отца приставил пистолет прямо к сердцу, но затем весьма ловко чуть-чуть сдвинул его, и пуля пролетела под мышкой; после чего он, не теряя времени, исчез.
Полицейские старательно, самым тщательным образом обыскали весь дом, но Флорестана нигде не обнаружили.
Пока его отец и полицейский комиссар разговаривали друг с другом, виконт быстро сбежал по лестнице, прошел через будуар и теплицу, а затем по пустынной улице добежал до Елисейских полей.
Зрелище столь низкой развращенности человека, живущего среди роскоши, – зрелище весьма прискорбное.
Мы это знаем.
Однако из-за отсутствия разумных и прочных устоев богатым классам также роковым образом присущи свои беды, свои пороки и свои преступления.
На каждом шагу мы встречаемся с таким удручающим явлением, как безрассудная и бесплодная расточительность, какую мы только что описали, и она непременно ведет в конечном счете к разорению, утрате уважения окружающих, к низости и позору.
Да, повторяем, это жалкое и вместе с тем зловещее зрелище… его можно сравнить разве что со зрелищем цветущей нивы, которую бессмысленно опустошила стая хищных зверей…
Спору нет, наследство, частная собственность священны и неприкосновенны, и такими они должны оставаться.
Богатство, накопленное человеком или полученное им в наследство, должно невозбранно принадлежать ему, даже если оно своим блеском ослепляет глаза людей бедных и страждущих.
Еще долго будет существовать страшное несоответствие, которое существует ныне между положением миллионера Сен-Реми и ремесленника Мореля.
Но именно потому, что такое неизбежное несоответствие освящено и охраняется
С точки зрения здравого смысла, прав человека и, разумеется, в интересах всего общества крупное состояние должно стать неким полученным в наследство денежным вкладом, который доверен разумным, умелым, сильным и великодушным людям, и они должны одновременно приумножать и расходовать свое состояние таким образом, чтобы все то, что, по счастью, окажется согрето его яркими и благотворными лучами, оживало, становилось лучше и плодоносило.
Порою так и бывает, но лишь в редких случаях.
Сколько молодых людей, подобно виконту де Сен-Реми, становятся в двадцать лет обладателями весьма внушительного состояния либо поместья, и они безрассудно растрачивают свое состояние, предаваясь безделью, становясь рабами скуки или порока (а порой и низости), только потому, что не знают, как лучше употребить свое богатство с пользой и для самих себя, и для окружающих!
Другие богачи, напуганные непрочностью благ земных, самым отвратительным образом копят деньги.
Наконец, иные, зная, что деньги, не пущенные в оборот, постепенно тают, предаются безнравственным и азартным биржевым спекуляциям, которым власти споспешествуют и покровительствуют; при этом спекуляторы неизбежно становятся либо плутами, либо жертвами обмана.
А разве может быть иначе?
Кто наставляет неопытную молодежь? Кто учит ее хотя бы начаткам бережливости индивидуальной, которая в конечном счете оборачивается бережливостью всего общества?
Никто не учит.
Богач со своим богатством, как и бедняк со своей бедностью, живет в нашем обществе, но предоставлен самому себе.
Общество не заботит ни избыток средств у одного, ни нужда другого.
Никто не думает о том, что нравственность необходима богачу ничуть не меньше, чем бедняку.
Но разве не власть имущие должны выполнять великую и благородную задачу?
Проникшись, наконец, искренним сочувствием и жалостью к неимущим, ко всевозрастающей нужде тружеников, которые пока еще сохраняют покорность, уничтожив гибельную конкуренцию между всеми и каждым, приступив наконец к решению неотложной проблемы упорядочения условий труда, власть имущие подадут тем самым благодетельный пример сочетания интересов труда и капитала.
Но этот союз труда и капитала должен быть честным, разумным и справедливым, он должен обеспечить благосостояние ремесленника, не нанося при этом ущерба имуществу богача… и тогда вновь созданные узы доброжелательства и благодарности скрепят этот союз и навсегда сохранят мир и спокойствие в государстве…
Какие грандиозные последствия ожидают нас, если все это воплотится в жизнь!
Кто же из богачей станет тогда колебаться в выборе между бесчестными и губительными возможностями биржевой спекуляции, мрачными утехами скопидомства, безрассудным тщеславием разорительного мотовства – и разумным использованием своего богатства, одновременно плодотворным и благодетельным, в результате чего распространится благосостояние, укрепится нравственность, воцарится счастье и радость во многих семьях.