Парижские тайны
Шрифт:
При таком стечении обстоятельств принц ни на что не мог надеяться. У него оставалось лишь последнее сомнение.
Он взглянул на портрет, на который до сих пор боялся посмотреть.
Удар был страшный.
В очаровательном детском личике, уже наделенном божественной красотой херувима, он нашел поразительное сходство с чертами Лилии-Марии... Изящной формы прямой нос, благородный лоб, маленький рот, немного скорбный, потому что в письме, только что прочитанном герцогом, г-жа Сера-фен сообщала Саре, что «девочка постоянно спрашивает о матери и очень грустит».
У нее были все те же большие глаза, чистой и нежной синевы, словно васильки, так Сычиха говорила Саре; в этой миниатюре она узнала черты той несчастной, которую преследовала еще ребенком, тогда ее называли Воровкой, а когда девушка выросла — Певуньей.
Взглянув на портрет, Родольф впал в отчаяние. Он закрыл лицо руками и, рыдая, без сил упал в кресло.
Глава III.
МЕСТЬ
Пока Родольф переживал свое горе, лицо Сары менялось на глазах.
Заветная мечта, вдохновлявшая ее до сих пор, не сбылась. Последняя надежда ускользнула навсегда.
Хотя ее здоровье несколько улучшилось, возникшее разочарование могло вызвать смертельный исход.
Откинувшись в кресле, вся дрожа, скрестив на коленях руки, с неподвижным взглядом, графиня в страхе ожидала, как поведет себя Родольф.
Зная необузданный характер принца, она предчувствовала, что за душевным переживанием, вызвавшим столько слез у этого непреклонного человека, последует ужасная вспышка гнева.
Вдруг Родольф поднял голову, вытер слезы, встал и, подойдя к Саре, молча, безжалостно уставился на нее, затем заговорил глухим голосом:
— Так должно было случиться... Я поднял шпагу на отца... и я наказан за это смертью моего ребенка... Справедливая кара за отцеубийство. Выслушайте меня, сударыня.
— Отцеубийца! Вы! Боже мой! О, злосчастный день! Что же вы мне скажете?
— В этот последний час вы должны узнать, сколько зла причинило ваше неумолимое честолюбие, ваш свирепый эгоизм... Понимаете, вы, женщина без сердца и без совести? Понимаете, вы, преступная мать?
— Родольф, пощадите!..
— Для вас не будет пощады... Когда-то вы хладнокровно, безжалостно, в силу гнусного тщеславия использовали благородную и преданную любовь, которую вы притворно разделяли... Нет пощады для вас, восстановившей сына против отца. Вместо того чтобы неусыпно заботиться о своем ребенке, вы подкинули его продажным людям, чтобы выйти замуж за богача и удовлетворить свою алчность, так же, как вы когда-то ради своего необузданного честолюбия стремились женить меня на себе. Не будет вам пощады! Вы отказались отдать мне мое дитя. Ваше коварство — причина смерти моей дочери. Проклятие вам, злому гению моего рода!..
— О боже!.. Как он безжалостен... Оставьте меня!.. Оставьте меня!
— Слушайте!.. Вы помните последний день... когда я вас видел... С тех пор прошло семнадцать лет. Вы больше не могли скрывать последствия нашего тайного союза, который я, как и вы, считал нерасторжимым... Я знал непреклонный характер своего отца... Он задумал женить меня, преследуя политические цели... Пренебрегая его негодованием, я сообщил ему, что вы моя жена перед богом и перед людьми... что скоро у нас будет ребенок — плод нашей любви... Отец страшно разгневался... Он не хотел верить моему браку... Такая дерзость казалась ему невозможной... Он пригрозил мне, что страшно рассердится, если я еще раз заговорю с ним о подобном безрассудстве... Но я, жертва ваших обольщений, любил вас тогда безумно... Я верил, что ваше безжалостное сердце билось только для меня. Я ответил отцу, что у меня никогда не будет другой жены, кроме вас. Услышав эти слова, отец вышел из себя, он обзывал вас самыми оскорбительными словами, кричал, что наш брак недействителен, и, чтобы наказать вас за вашу дерзость, грозил привязать вас к позорному столбу. Из-за моей безумной страсти и несдержанности характера я посмел запретить отцу, моему государю, так говорить о моей жене... и осмелился угрожать ему... Вне себя от оскорбления отец поднял на меня руку; ярость меня ослепила, я обнажил шпагу... и бросился на него... Если бы не Мэрф, который появился неожиданно и отвел удар, я был бы настоящим отцеубийцей, каким намеревался стать. Вы понимаете... отцеубийцей... И это все, чтобы защитить вас... вас!
— Увы... я ничего не знала.
— Я пытался искупить свое преступление... напрасно... Удар, поразивший меня теперь, — возмездие за него.
— А разве я не страдала по воле вашего отца, который разрушил наш брак? Зачем обвинять меня в том, что я вас не любила... когда...
— Зачем? — воскликнул Родольф, прервав Сару и бросив на нее уничтожающий взгляд. — Знайте же и не удивляйтесь тому, какое отвращение вы мне внушаете! После роковой сцены, когда я угрожал отцу, я отдал свою шпагу и был подвергнут самому суровому одиночному заключению. Полидори, благодаря которому наш брак был заключен, арестовали, он сказал, что этот брак недействителен, что священник, который его освящал, не был священником и что вы, ваш брат и я, мы все были обмануты. Чтобы еще более отвести от себя гнев отца, Полидори передал ему одно из ваших писем к брату, перехваченное им, когда Сейтон уехал в путешествие.
— Боже мой!.. И до этого дошло!
— Теперь вы можете понять мое презрение?
— О, довольно... довольно...
— В этом письме вы раскрыли ваши честолюбивые замыслы с возмутительным цинизмом... Вы говорили обо мне с надменным пренебрежением... Вы принесли меня в жертву вашей адской гордыне... Я был лишь орудием для достижения высокого положения, которое вам предсказали... Наконец, вы считали, что мой отец слишком задержался на этом свете...
— О, я несчастная! Сейчас я все понимаю...
— Защищая вас, я покушался на жизнь моего отца. Но когда на следующий день без слова упрека он показал мне это письмо... письмо, в каждой строчке которого раскрывалась чернота вашей души, мне оставалось только броситься на колени и просить прощения. С тех пор меня мучили неумолимые угрызения совести. Я покинул Германию ради длительных путешествий, стремясь искупить свою вину... Это искупление продлится до самой моей смерти. Вознаграждать добро, преследовать зло, утешать страждущих, постигнуть язвы человечества, чтобы попытаться спасти хотя бы несколько душ от гибели, — вот цель, которую я себе поставил.
— Она благородна и священна, она достойна вас...
— Если я поведал вам об этом обете, — продолжал Родо-льф с презрением и горечью, — если я его выполняю в меру моих сил, где бы я ни был, это вовсе не из желания заслужить вашу похвалу. Недавно я приехал во Францию. Находясь в этой стране, я также преследую мои высокие цели. Желая оказать помощь несчастным, но честным людям, я хочу также глубже узнать среду людей, которых нищета унижает и развращает. Помощь, оказанная вовремя, несколько великодушных слов, нередко достаточны для того, чтобы вызволить их из бездны... Чтобы иметь возможность справедливо судить людей, я окунулся в их среду, стал говорить их языком. Однажды я впервые встретил... — Затем, не решаясь произнести ужасное признание, Родольф, немного помолчав, заговорил: — Нет... нет...