Парижские тайны
Шрифт:
Обратившись затем к Родольфу, она сказала:
— Погодите, увидите, как я обтяпаю это дельце!.. Хотите остаться здесь, в углу, за занавеской?.. Они как раз спускаются, слышите?..
Родольф поспешно спрятался.
Господин и госпожа д'Арвиль шли по лестнице, маркиз вел жену под руку.
Когда они поравнялись с привратницей, на лице г-на д'Арвиля лежало выражение глубокого счастья, смешанного с удивлением и замешательством.
Клеманс была спокойна и бледна.
— Видели вы этих несчастных Морелей, милая дамочка? — воскликнула г-жа Пипле, выходя из привратницкой. — Сердце разрывается, смотря на них! Боже мой, вы делаете хорошее, доброе дело... Я уже говорила вам, что они достойны жалости, когда вы заходили сюда, чтобы навести справки о них! Можете быть спокойны, таким славным людям не жаль помогать... правда, Альфред?
Альфред, показная добродетель и врожденная прямота которого восставали против необходимости присоединиться к этому антиматримониальному заговору, издал нечто вроде отрицательного хмыканья.
— У Альфреда опять спазмы в желудке, вот почему его не слыхать, а то он сказал бы вам, как и я, что эти несчастные люди будут от всего сердца молить бога за вас, сударыня!
Господин д'Арвиль смотрел на жену с восхищением.
— Она ангел! Сущий ангел! О клевета! — повторял он.
— Ангел? Вы правы, сударь, и вдобавок ангел, посланный господом богом!
— Друг мой, едем домой, — проговорила г-жа д'Арвиль, измученная напряжением, в котором жила с тех пор, как переступила порог этого дома; она чувствовала, что силы изменяют ей.
— Едем, — ответил маркиз.
— Клеманс, я нуждаюсь в прощении и жалости!.. — проговорил он, выходя на улицу.
— Кто из нас не нуждается в том же? — ответила молодая женщина со вздохом.
Родольф вышел, глубоко взволнованный этой трагической сценой, к которой примешалось немало грубого и смешного, этой странной развязкой таинственной драмы, породившей столько различных страстей.
— Ну как? — спросила г-жа Пипле. — Надеюсь, я неплохо обдурила этого молокососа? Теперь он будет держать жену под стеклянным колпаком... Бедняга... А как же ваша мебель, господин Родольф? Ее так и не привезли.
— Я еще займусь этим делом... Предупредите офицера, что он может спуститься...
— И то правда... Какую он промашку дал! Выходит, зазря квартиру нанял... Так ему и надо... С его паршивыми двенадцатью франками за уборку...
Родольф распростился с привратницей.
— Теперь, Альфред, настал черед офицера. Ну и посмеюсь же я!
И она поднялась к г-ну Шарлю Роберу и позвонила; он отворил дверь.
— Ваше благородие, — проговорила Анастази и отдала ему честь, приложив руку к своему парику, — я пришла, чтобы освободить вас... Муж с женой ушли под ручку перед вашим носом. Не важно, зато вы дешево отделались... благодаря господину Родольфу; вы должны поставить за него большую свечку!
— За господина Родольфа? Это тот тонкий господин с усами?
— Он самый.
— Что представляет собой этот субъект?
— Субъект! — негодующе вскричала г-жа Пипле. — Он стоит многих других! Он коммивояжер, живет в нашем доме, у него всего одна комната, и он не сквалыжничает, как иные... Он дал мне шесть франков за уборку, шесть франков с первого слова... шесть франков не торгуясь!
— Ладно... ладно... Вот ваш ключ.
— Надо ли завтра протопить у вас, ваше благородие?
— Нет!
— А послезавтра?
— Нет! Нет!
— Помните, ваше благородие? Я сразу вас предупредила, что вы не возместите своих расходов.
Уходя, господин Шарль Робер бросил презрительный взгляд на привратницу; он никак не мог понять, каким образом какой-то коммивояжер по имени Родольф узнал о его свидании с маркизой д'Арвиль.
В конце крытого прохода он встретил Хромулю, который шел, припадая на одну ногу.
— А, вот и ты, негодник, — сказала г-жа Пипле.
— Одноглазая не приходила за мной? – спросил мальчик, не ответив на обращение привратницы.
— Сычиха-то? Нет, выродок. Зачем бы она пришла за тобой?
— Как зачем? Чтобы отвезти меня в деревню! — ответил Хромуля, переступая с ноги на ногу у порога привратницкой.
— А твой хозяин?
— Отец попросил господина Брадаманти отпустить меня на сегодняшний день... Мы поедем в деревню... в деревню... в деревню... — прогнусавил сын Краснорукого и принялся что-то напевать, барабаня по застекленной двери привратницкой.
— Перестань, бездельник... не то разобьешь стекло! А вот и извозчик!
— Это Сычиха, — сказал мальчик, — какое счастье прокатиться в экипаже!
В самом деле, за стеклом кареты на фоне красной шторы выделялся носатый землистый профиль одноглазой.
Старуха знаком подозвала Хромулю, и тот подбежал к ней.
Извозчик открыл дверцу, и мальчишка влез к Сычихе.
Она была в экипаже не одна.
В дальнем углу сидел какой-то человек в старом пальто с меховым воротником, часть его лица была скрыта под черным шелковым колпаком, надвинутым до самых бровей... это был не кто иной, как Грамотей.
3а его красными веками виднелись неподвижные, без радужной оболочки, словно покрытые белилами глаза, из-за которых еще страшнее казалось лицо, стянутое лиловыми и мертвенно бледными шрамами.
— Ну же, ложись на ходули моего муженька, будешь греть его, – сказала одноглазая мальчишке, который присел, как пес, между ней и Грамотеем.
— А теперь в Букеваль, на херму [72] ! Правильно я сказал, Сычиха? — спросил извозчик. — Вот увидишь, что я умею править квымагой [73] .
72
Ферму.
73
Экипажем.
— А главное, припандорь свою шкапу [74] , — сказал Грамотей.
— Будь спокоен, чертяка без гляделочек [75] , он запросто ухандорит [76] до проселицы [77] .
— Хочешь, я дам тебе лекарство [78] ? — спросил Грамотей.
— Какое?
— Дуй шибче мимо шмырников [79] . Тебя вполне могут узнать, ты ведь долго был бродягой.
74
Настегивай свою лошадь.
75
Без глаз (гляделочки — еще одно чуть ли не изящное слово в этом отвратительном жаргоне).
76
Добежит.
77
Проселочной дороги.
78
Совет.
79
Поезжай быстрее мимо сторожевой заставы.