Пароль - Балтика
Шрифт:
– Недавно, - ответил Иван Иванович, - от мамы.
Это-"от мамы"-в устах бесстрашного и смелого командира прозвучало как-то по-особому мягко. Подумалось: Иван Иванович очень любит мать. Много позднее узнал, что это именно так.
...А на КП тишина таяла. Как шум волн, нарастал прибой чувств и разговоров. Летчики обменивались новостями из дома - кто какими.
Лицо Рензаева расплылось в широченной улыбке.
– Нет, послушайте, какой шельмец мой Борька, пять лет всего, а уже норовит мать обхитрить! - и Алексей Иванович стал громко читать письмо жены. - "Ты умывался?"-спрашиваю
Эти наивные, казалось бы, ничего не значащие строки взбудоражили командный пункт. Летчики подходили к Рензаеву, хлопали по плечам, по спине и подначивали с грубоватой нежностью:
– Ну и хитрец у вас сынок, - говорил Петр Стрелецкий.
– Есть в кого, - басил Василий Меркулов.
– Мой бы Валерка ни за что такое не придумал, - продолжал Стрелецкий.
А Николай Иванов, подойдя поближе к Рензаеву, с серьезнейшим видом спрашивает:
– Алексей Иванович, а вы сами-то сегодня умывались?
– Умывался, умывался, - цитирует Рензаев сына, - видишь, мыло с другой стороны лежит.
Немало дней будут спрашивать у Алексея Иванови-ка, умывался ли он и что там еще придумал Борька. А потом будут раздумья о своих семьях, о том, как трудно женам, еще труднее, чем им, летчикам, как нестерпимо желание летчиков увидеть своих детей.
Проверяя самолетный парк, Борзов частенько видел в кабинах прикрепленные к приборной доске фотографии детей. Вроде не положено это, отвлекает в бою, некоторые советовали запретить "самодеятельность", но Иван Иванович понимал, как это необходимо тому же Петру Стрелецкому, в планшете которого лежит фотография Валерика. Петр не видел его с 22 июня 1941 года, когда прикрывал уходящий с Ханко турбоэлектроход "И. Сталин". На его борту среди трех тысяч пассажиров находился и Валерик с матерью, Инной Стрелецкой. Знал он и то, что это дорого, важно и всем его летчикам, ежедневно рискующим своей жизнью ради счастья всех детей.
Только самые близкие друзья знали, как мечтал иметь сына Борзов. Никита Котов - среди них. В одном экипаже они летали, вместе оказывались в опаснейших переделках, ему и сказал однажды Иван Иванович:
– Понимаешь, если что случится... наследника не останется.
...Покончив с "атаками" на Алексея Ивановича Рензаева, Николай Иванов просит внимания:
– Слушайте важное сообщение. Включились? Так вот, должен вам доложить, что я женюсь.
Знали о дружбе Николая с библиотекарем Евстолией. Летчики называли ее Толя.
– И Толя согласна?
– ...Я Толе говорю: или вы выходите за меня замуж...
– Или? - прерывает Михаил Советский.
– Вот и Толя так спросила: или. А я ей: или я женюсь на вас...
– Конечно, Толя отказала! - подмигивает Победкин. Иванов снисходительно улыбнулся:
– Она сказала: "Я согласна".
– Полк несет потери... в холостяках, товарищ командир, - притворно вздыхает Советский, - если только Иванов серьезно...
– Серьезно, на всю жизнь.
И ведь правду сказал. Толя, Евстолия Михайловна, стала настоящей боевой подругой Николая. У них дочь и сын, два внука - Максим и Дмитрий...
Вошел оперативный:
– Товарищ командир, получено задание...
Александр Разгонин
Штаб подвел некоторые итоги боевой деятельности полка на море с 22 июня 1941 года по 1 декабря 1943 года. После встреч с гвардейцами противник потерял 68 транспортов, 10 сторожевых кораблей, 5 танкеров, 2 канонерские лодки, миноносец, плавучий маяк и еще несколько судов малого тоннажа, а всего - 90 единиц общим водоизмещением 342 000 тонн. Это по атакам, результаты которых подтверждены документально. Итогами можно гордиться, и все же Борзов главное внимание обратил на то, что десять судов хотя и были повреждены, но остались на плаву и, как показала разведка, были отбуксированы противником и, возможно, снова окажутся в строю.
– Наш поиск труден, опасна атака, - говорил Борзов, - тем более ни один вражеский корабль не должен уйти после удара.
Победы доставались гвардейцам дорогой ценой. Не вернулся с последнего задания гвардии старший лейтенант Александр Разгонин...
Летом сорок второго среди десяти лучших летчиков, начавших крейсерские полеты в море с торпедным оружием, был Разгонин. Тогда же начались и удары по военно-морским базам противника. Штурман Разгонина Виктор Чванов прокладывал курс на Мемель, Хельсинки, в порт Таллина, на Либаву, Пиллау, Котку. Десятки боевых полетов провели они вместе.
Однажды Разгонин в шхерном районе вел поиск крупного арсенала вражеского оружия, принимая на себя огонь зениток. Противнику показалось странным, что летчик не уходит из опасной зоны и... не бомбит. Разведка? Бесполезна в такое время. Но экипаж нашел цель, сбросил бомбы, и пламя охватило арсенал. Маневрируя, Разгонин кружил над базой, встречая приближающиеся самолеты однополчан с минами. Отвлекающий маневр он провел мастерски. Мины удалось поставить так, что противник о них узнал лишь, когда подорвались корабли.
В сорок втором в дальних районах Балтики фашистские транспорты редко встречались с нашими торпедоносцами и почти не прибегали к охранению. Решили днем нанести серию ударов одиночными самолетами. В один из дней Александру встретился фашистский сторожевой корабль с сильной зенитной обороной и опытным экипажем. Командир сторожевого корабля умело маневрировал, и гвардеец долго не решался бросать торпеду: противник мог увернуться. Но вот торпеда сброшена. Фашистский сторожевой корабль потрясли взрывы, и он пошел на дно.
Воля гвардейцев испытывалась и во время прорыва блокады. Александр и штурман Черных наносили удар по мгинскому железнодорожному узлу, где сосредоточились резервы противника. Уже самолет находился на боевом курсе, когда увидели, что заход неточен. Под ожесточенным огнем вторично вышли на боевой курс. Опять неудача! Прожекторы схватили, ослепили летчика, Раз-гонин развернулся и в третий раз вышел на боевой курс. Зенитный снаряд разорвался перед самолетом, и осколком сбило с правого мотора редуктор вместе с винтом. Впору думать о спасении, а Разгонин в четвертый раз выходит на боевой курс. Самолет не хочет слушаться рулей. Разгонин пробился к цели, бомбы накрыли эшелон, вызвали пожар и серию взрывов.