Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну
Шрифт:
Весьма красноречиво отражает реальную обстановку разговор постоянного представителя в Лондоне И. М. Майского с заместителем министра иностранных дел Великобритании А. Кадоганом, который принялся убеждать Майского, что Лондон готов принять декларацию против грядущей агрессии Германии: «Я слушал Кадогана с большим недоверием, — записал в донесении Майский. — Зная вековую нелюбовь Англии к «твердым обязательствам» вообще, а на континенте Европы в особенности, зная традиционное пристрастие Англии к игре на противоречиях между третьими державами со свободными руками, зная, наконец, как уже на моих глазах брит(анское) прав(ительство) никогда даже и слышать не хотело о гарантии границ в Центральной и Восточной Европе, я с трудом мог себе представить, чтобы Чемберлен согласился дать твердые обязательства Польше и Румынии. Наконец, он спросил: «Почему вы так усмехаетесь? Почему Вам кажется подобное решение кабинета невероятным?» Я возразил: «Потому что ваш новый план, если он только вообще будет реализован… представлял бы что-то
8
АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 5. Д. 35. Л. 79–81. Опубликовано в сб.: Документы внешней политики, 1939. М., 1992. Кн. I. С. 238–240
СССР неизменно включал пункт о том, что «Англия, Франция и СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черными морями и граничащими с СССР, в случае агрессии против этих государств» [9] . Однако ни один проект со стороны Британии не давал гарантии Прибалтийским странам — западной границе СССР, все они практически заканчивались уклонением от решительного шага. Это подтверждают практически все опубликованные ранее и вводимые в оборот новые архивные документы. В ответ на предложение СССР от 17 апреля Галифакс вновь сообщил Майскому, что «Британия будет настаивать на своем первоначальном предложении о нашей (советской. — Н. Н.) односторонней гарантии для Польши и Румынии». Британский министр сослался опять на «оппозицию» Польши и Румынии, а о предоставлении англо-французской гарантии Прибалтийским государствам заметил, что, во-первых, сами эти государства будто бы высказываются против такой гарантии из опасения «спровоцировать» Гитлера, и что, во-вторых, распространение англо-французской гарантии на Балтику дало бы Гитлеру лишний аргумент для вбивания в голову германского населения мысли о политике «окружения».
9
Из текста советского предложения от 17 апреля 1939 г.
В ответе советского посла было указано, что «предложенная английская формула лишена характера взаимности: мы обязаны помогать англо-французам, если они вовлечены в войну из-за Польши и Румынии, а они не обязаны нам помогать в аналогичном случае». Этот обмен мнениями проходил в дни, когда в «Таймс» была развернута большая кампания за то, чтобы сделать «еще одну попытку» договориться с Германией и Италией. Как сообщал И. Майский: «… В правительственных кругах явно чувствовался рецидив мюнхенской политики, и вновь подняли головы «умиротворители» [10] .
10
АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 300. Д. 2076. Л. 183–186. Опубликовано в сб.: Документы внешней политики. Кн. 1. С. 348–349
В итоге очень интенсивные и напряженные попытки добиться результата от западноевропейских партнеров ничего не дали, что и привело к заключению пресловутого советско-германского договора 23 августа 1939 г.
Было ли такое развитие событий и итог совершенно неожиданными для западных государств, как это пытаются представить сегодня? Отнюдь. Уже в сентябре 1938 г., после переговоров с заместителем наркоминдел В. Потемкиным, посол Италии в СССР сообщал своему ведомству о полной разочарованности СССР, руководство которого полагает, что вслед за разделом Чехословакии Гитлер возьмется за Польшу, и выводе о неизбежности смены курса: «Я полагаю, что в настоящее время непосредственным результатом последних событий станет то, что СССР будет принужден оставить свои попытки международного сотрудничества с буржуазными правительствами западных демократических держав, перейдя к оборонительной политике относительной изоляции» [11] . Итак, будущая смена поисков договоренностей с Британией и Францией на пакт о нейтралитете с Германией названа западным дипломатом в его секретном послании в центр оборонительной политикой!
11
Документ рассекречен в Архиве внешней разведки РФ
Во всех беседах с британским послом Сиддсом в Москве и Литвинов, и Молотов неоднократно доносили до него разочарование политикой Лондона, провал которой в Мюнхене позволял СССР «считать себя свободным от всяких обязательств» [12] . После Мюнхена и на Западе осознавали, что для СССР это единственный путь. Постоянно подпитывать в советском руководстве мнимую надежду на возможность соглашения о взаимных коллективных гарантиях — вот очевидная цель стратегии прежде всего Британии, главным инструментом которой была Польша.
12
АВП РФ. Ф. С-т Молотова. Оп. 1(б). Пор. № 2. П. 27. Л. 16–17
Родоначальником искажения смысла Второй мировой войны можно считать германского историка Э. Нольте, взгляды которого в 70-е гг. вызвали бурные протесты всего научного и политического сообщества на Западе. До сих пор из-за своих нелиберальных взглядов он считается неполиткорректным, ибо фактически начал реабилитировать фашистские явления в Европе и косвенно оправдывать гитлеровские завоевания. Тем не менее именно его концепцию, избавляющую Запад от вины за грех нацизма, сейчас сделали стержнем фальсификации истории.
В своей книге «Европейская гражданская война. 1917–1945» Нольте доводит свою концепцию до апогея, интерпретируя международные отношения в межвоенный период и движение к войне как схватку двух идеологий, представляющих вызов гражданскому миру и обществу, а саму Вторую мировую войну — не как кульминацию стремлений к территориальному господству и к новому переделу постверсальского мира, а как якобы начатую Октябрьской революцией «всеевропейскую гражданскую войну». Нольте предпочитает не интересоваться фактами, а те, что общеизвестны, нанизывает на свою схему. Однако фактом является то, что решение о дате нападении на Польшу 1 сентября 1939 г. было принято Берлином еще весной 1939 г. и советское руководство было об этом прекрасно осведомлено. Более того, почти сразу после Мюнхена многие на Западе понимали, что СССР оказывается в полной изоляции. Так что тезис о том, что якобы именно пакт Молотова-Риббентропа привел к нападению на Польшу, абсолютно антиисторичен.
Нольте называет «пакт Гитлера-Сталина» «европейской прелюдией» ко Второй мировой войне. Разбирая текст секретного протокола о разделе сфер влияния, Нольте обрушивается на пункт о Польше, где говорилось, что вопрос о желательности для интересов обоих государств независимого польского государства и о том, каковы могли бы быть границы этого государства, может быть выяснен лишь в ходе будущего развития политической ситуации.
Обращаем внимание, что фраза эта почти совпадает с текстом из заметок кайзеровского канцлера фон Бюлова, сделанных еще в 1890 г. в отношении планов кайзеровской Германии в будущей войне против Российской империи. Планы, прямо скажем, полностью повторены Гитлером, да и расширение НАТО как будто идет по кайзеровским картам: «Мы должны в конечном счете оттеснить Россию от обоих морей — от Балтийского и от Понта Евксинского, на которых и зиждется ее положение мировой державы». Дряхлый Бисмарк оставил на полях помету: «Столь эксцентричные наброски не следует излагать на бумаге» [13] .
13
Die geheime Papiere F. von Holsteins. 3 Ausgabe. B.3 Briefwechsel. Goettingen: Musterschmidt-Verlag, 1961. S. 213–216
Тезис о судьбе Польши отражал прежде всего преемственное мышление Берлина. Фон Бюлов также полагал, что «вопрос о восстановлении Польши в какой-либо форме и присоединения Балтийских провинций следует оставить в стороне», так как разгромленная и оттесненная на восток «Россия скорее будет удобным соседом, чем восстановленная Польша». Польским пангерманистам, столь активно интриговавшим против России перед Первой и против СССР перед Второй мировыми войнами, было бы полезно знать подлинную цену Польши в глазах немцев.
Драматичная судьба Польши на стыке соперничающих геополитических комплексов в момент обострения общей борьбы была предопределена не в последней степени ее извечной неприязнью к России. Материалы настоящей книги подтверждают то, что было известным из опубликованных архивных материалов. «Польша сохраняла отрицательное отношение к многосторонним комбинациям, направленным против Германии» [14] .
После важного франко-английского совещания, состоявшегося 22 марта 1939 г. в Лондоне с участием Боннэ, Чемберлена, Галифакса, произошла утечка информации в прессу о том, что «все проекты противодействия Германии встречают главное затруднение со стороны Польши. Польша боится отказаться от проводившейся до сих пор полковником Беком политики балансирования между Советским Союзом и Германией. Польша, опасаясь Германии, не решается принять участие в декларации против агрессии» [15] .
14
Посол Гжибовский — Литвинову // СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны. Сентябрь 1938 г. — август 1939 г. М.: Политиздат, 1971. С. 265
15
Документ из Секретного Бюллетеня ТАСС от 23 марта 1939 г. рассекречен в Архиве внешней разведки РФ