Партия
Шрифт:
– Аккуратно, не уроните! – испуганно вскрикнула она.
Но никто и не думал ронять маленького, сморщенного в плаксивой гримасе человечка. Все наперебой предполагали, на кого же похож младенец. Дедушка со стороны отца, Олег Григорьевич, взялся научно обосновать схожесть с тем или иным родителем. Был он по профессии антрополог и в своё время участвовал в группе профессора Герасимова, восстанавливал внешний облик древнерусских князей и княгинь. Однако пока он не смог с точностью определить, на кого же похож малыш. Являясь большим любителем старорусских имён, дедушка предложил отцу мальчика, Кириллу, назвать ребёнка Мирославом. Он трудно выбирал между Святогором, Родиславом и собственно Мирославом, в итоге остановился на последнем. Кирилл согласился, мать дитяти с
Долго ли коротко, но через неделю по настоянию бабушки со стороны матери Елены Романовны младенца решили крестить. Поскольку в Чертаново действующих церквей не было, поехали в церковь Илии Пророка во 2-м Обыденском переулке. После счастливые родственники собрались за длинным столом, ломившимся от доступных в то время яств. Бабушки с помощницами дочерями и невестками сумели из простых продуктов приготовить довольно сложные и вкусные блюда. Кроме близких и не очень родственников присутствовали друзья и даже друзья друзей, еле вместившиеся в недавно полученную двухкомнатную квартиру. Было очень весело и шумно. Так получилось, что люди подобрались разного возраста, профессий, положений и характеров, сказать прямо, не все друг друга любили, у некоторых тлели в душе старые обиды, но всех их крепко объединил за общим столом слабый, маленький кричащий комочек.
Мама ребёнка всё никак не могла отойти от своего малыша. Тесная комнатка, где уже засыпало создание, казалась ей расширившейся до пределов вселенной с момента появления новой жизни.
– Ира, тебя к столу зовут, – позвал Олег Григорьевич, входя в комнату.
– Иду-иду; правда, он чудо?
– Конечно, чудо, только вот не могу определить, на кого он похож? – призадумался дед.
– На папу, наверное, – улыбнулась Ирина и пошла к гостям.
– Может быть, может быть…
Летело время, Слава развивался, жадно получал знания об окружающем мире, и его тёмно-карие очи светились неутолимым любопытством. Как все новорождённые создания, он предельно округлял удивлённые глаза, пытаясь охватить как можно больше предметов вокруг, тянулся к ним, пробовал, если удавалось достать, на вкус.
Мальчик, однако, не походил ни на одного из родителей, но это заинтересовало только Олега Григорьевича, и больше с профессиональной точки зрения. Он почему-то вспомнил, как в одной из древних гробниц вместо скелета ребёнка были найдены останки двух взрослых людей. А бабушка Нина Юрьевна, мама Кирилла, припомнила, что её бабка вышла замуж за казака-черкеса, и возможно, от него, через четыре поколения, мальчик унаследовал черты, схожие с южным типом. Вообще парень был настолько улыбчив и покладист, что никто и не думал ни о чём, кроме как «и какой же он милый и симпатичный мальчик».
Маленькому Славке, как всем детям, очень нравились сказки, читаемые бабушками, особенно он любил послушать про «Мену, или Глупого мужика». Позже, играя во дворе, он между делом рассказывал друзьям ранее услышанное и выученное наизусть. На удивление и гордость взрослых, мальчик запоминал всё с первого раза. В садике ему поручали чтение стихов на утренниках, что Славик исполнял со всей серьёзной до смешного ответственностью.
В связи с наступлением перестройки и гласности родители Славы принуждены были много трудиться, причём на двух работах. Ирина работала в НИИ электроники и по совместительству вязала шарфы, Кирилл, являясь мастером спорта по фигурному катанию, преподавал в техникуме физкультуру и вёл занятия по аэробике в секции по вечерам. Две бабушки и один дедушка, второй умер до рождения Славы, жили отдельно, получали маленькую пенсию и талоны, которые предприимчивая Нина Юрьевна собирала у всех родных и успешно реализовывала, выгадывая прибыль. Так и жили, вспоминая заповедные времена спокойного течения и ругая наступившие времена слива в канализацию; впрочем, как выяснилось позже, бывают периоды и похуже.
Немного смущала близких не по годам развитая деловитость Славы, или, лучше сказать – излишняя расчётливость. Однажды он вдруг сообщил, что неплохо было бы наладить продажу маминых шарфов не через фабрику, а частным образом, организовав свою кооперацию. Это предложение было сделано в младших классах.
Дедушка, старавшийся как можно чаще бывать с внуком, рассказывал Славе о войне, в которой участвовал до ранения в живот в сорок третьем, и мальчик просто обожал эти минуты, открыв рот внимал каждому слову. Не менее сильно завораживали ребёнка повествования деда о работе в мавзолее Тамерлана и истории об усыпальницах Московского Кремля. В итоге Славик так сильно привязался к дедушке, что каждого его приезда ждал с нетерпением.
Отец Мирослава, радуясь широкому интересу сына к знаниям, решил привить ему здоровое физическое воспитание – Слава рос не слишком крепким и часто прибаливал. Хоккейная секция, по мнению папы, должна была поправить дела со здоровьем. Так оно и произошло, через некоторое время паренёк совсем окреп и из хоккейной коробки, как говорила бабушка Елена Романовна, его калачом нельзя выманить. Что было, конечно, утрированием.
Летом Слава проводил время на даче в Подмосковье, где гонял в футбол, купался в речке и воровал с пацанами яблоки в запущенном саду заброшенного дома отдыха. Это было удивительное время начала девяностых, старое без хозяина пришло в упадок и стало разрушаться, а появившиеся нувориши ещё не успели захватить всю бывшую госсобственность на местах.
Сначала ребятам было где играть в любимый футбол – поле на опушке леса недалеко от деревни находилось в их распоряжении. Они сами поставили ворота, сами скашивали траву. Никаких ссор, а тем более драк дачных с деревенскими не было, наоборот, подружившись, по нескольку раз в неделю играли друг с другом до изнеможения, потом брали велики и все вместе ездили на реку смывать пот. Во время матчей зрителями были старый дед, выпасавший неподалёку коз, и мелкая ребятня, глазевшая с уважением и завистью на взрослых парней, изредка ругавшихся запрещёнными для них словами. Но эта идиллия продолжалась до тех пор, пока на месте поля и части леса, где в изобилии росли благородные грибы, не началось строительство виллы сына бывшего министра экономики. Территорию быстро огородили забором, поверх которого пустили змеёй колючую проволоку. Слава с ребятами наивно разрисовали мелком кусок ограды, изобразив хозяина в виде полового органа с обидными для него подписями.
Нужно было искать другую поляну для игры. И её нашли на бывшем корте дома отдыха.
Жарким днём, когда мальчишки нарвали достаточно яблок в саду, было решено сыграть в футбол на корте, среди яблонь и вишен. Мяч привезли с собой, и за временем дело не стало, разделились на команды, начали играть. Слава в игре был если не лучший, то один из, недаром с самого начала занятий спортом он выбрал кумиром Всеволода Боброва, игравшего отлично как в хоккей, так и в футбол. Через полчаса беготни на жаре многим захотелось пить, но никто не додумался взять с собой воды. Кроме Славика. Он благоразумно положил пластиковую бутылку в тень, чтобы она не нагрелась на солнце. Один из пареньков, найдя бутылку, решил утолить жажду и недолго думая отвинтил пробку. Начал жадно всасывать жидкость. Это увидел Слава. Гнев охватил его, он дико закричал наглецу:
– Это моя вода, положи!!
Тот оторопел от такой реакции, они были знакомы достаточно давно, и ничего подобного вроде не должно было быть. Он в обиде бросил бутылку, крикнув:
– Да подавись!
Вернувшись домой, Слава рассказал о случае родителям с искренним возмущением. Родители же отнеслись к этому несколько по-иному, так, папа объяснил, что, конечно, товарищ должен был спросить разрешения, но жмотничать и кричать тоже не следовало. И что в его время также на футболе в жару если кто видел воду, то он обычно не спрашивал, а пил, и, в общем-то, это нормально, разумеется, если не было выпито слишком много и если ей не умывались. Ну и дальше в таком духе. Мама, сидевшая рядом, почти совсем не участвовала в воспитательной беседе, она только смотрела как-то отстранённо, поглаживая уже округлившийся живот в ожидании второго чуда. После разговора Слава задумался.