Партизан.Ру
Шрифт:
… А в развалинах заброшенной грибоварни в глубине леса километрах в сорока к югу от Верхней Пышмы, крепко связанный по рукам и ногам, плакал Кучелапов. В стороне от него на чурбаках сидело двое. Один — некрупный, но крепко сбитый мужчина лет сорока со шрамом через щёку. Другая — золотая блондинка с глазами синими и холодными, как лесное озеро в сентябре. Под мешковатым комбинезоном цвета хаки угадывалась хорошего роста спортивная фигура девушки. Пожалуй, она была повыше своего собеседника. Да и манера говорить у неё была несколько свысока, как бы цедя слова.
— И долго нам тут ещё куковать с этим засранцем, — недовольно пробасил жилистый, сворачивая самокрутку голландского табака. — Хоть бы ты его обмыла…
— Перебей табачком, — отозвалась девушка, — нашёл сестру милосердия. Шеф сказал — ждать, значит ждать.
— А то бы попытать его самим… — мечтательно протянул мужчина, — я вспомню, нас в спецназе учили. Узнать всё — и на кол.
Кучелапов в углу задергался и замычал сквозь кляп.
— Молчи, гнусь, молчи! — девушка пнула его слегка в бок. — Твоё время придёт — ещё запоёшь.
— А есть такой препарат — фенамин-бензедрин, — снова продолжал свою линию жилистый. Вколоть ему — и всё выложит. Как на духу.
— А есть такой препарат — «циклон Б», — в тон ему отозвалась блондинка.
— А это чего? Не слыхал.
— А это, Тайсон, от особо болтливых.
— Да ладно тебе, Хельга, — слегка надулся тот, которого назвали Тайсоном, — лучше скажи, как тебе удалось к нему в дом внедриться?
— Прикинулась убогой, и попросилась на любую работу. Когда жена у него на юга трахаться уехала. Он губы распустил — и взял сразу же.
— Как это ты — и убогой прикинулась? — Тайсон с недоверьем оглядел цветущую фигуру Хельги.
— А я на актёрском училась. Когда-то… В той жизни…
Тут её фигура как-то резко съёжилась, скособочилась и глаза приобрели моляще-придурковатое выраженье.
— Мыться-прибираться! — прогнусила она сквозь отвисшую губу, — Я, дяденька, второй денёчек не кушала… Тьфу! — Хельга распрямилась и плюнула в Кучелапова. Тот дёрнулся и опять что-то злобно замычал. Последовал пинок, который его волшебным образом успокоил.
ГЛАВА 4
День второго мая для следователя ФСБ Чаплина начался с какой-то мутоты. Ночью ограбили сельпо — так здесь по-старинке называли магазин на выезде из посёлка. Хозяин — низенький, потный армянин Саркис, всплёскивая руками, составлял опись убытков и выкатывал беспомощно сердитые глаза.
Список похищенного был странен. В основном продукты, притом простые — консервы, крупы, макароны, спирт. Пара коробок не самых дорогих сигарет. Дорогие турецкие куртки, обувь, коньяк — не взяли. Оставили даже выручку за день. Исчезло зато несколько пар термобелья, три топора и весь запас голландского табака, валявшегося за прилавком третий год. На двери обнаружена надпись краской из баллончика: «Всё вернётся!» — Что вернётся?
Эксперт сказал, что сигнализация отключена грамотно. На мокрой глине отпечатались следы шипованной резины внедорожника. Чаплин плюнул, и отправился обратно в РОВД — продолжать допросы. Почему он должен выполнять чужую работу! Где этот долбаный Столбов? Второй день гуляет где-то с доярками пьяный — и хоть бы показался!
В коридоре его уже ждал вызванный повесткой руководитель местных коммунистов тов. Шохин. Это он возглавлял памятный митинг, после которого Кучелапов исчез.
— Присаживайтесь, Велиор Артурович. — Шохин сел, гордо кусая губы и ожидая, что сейчас повторится широко распиаренный когда-то сюжет «Допрос коммуниста». Но ФСБ-шник оказался незлым и по-человечески усталым.
— Сейчас не будем касаться вашей неприглядной роли в учинённых беспорядках. Я хотел бы просто побеседовать. Узнать ваше мнение. Вы человек интеллигентный, и уж, по крайней мере, не террорист и не уголовник. Что подозрительного вы замечали в посёлке? Или странного? Все вот говорят, что у вас в районе нечисто…
Шохин с облегчением понял, что бить не будут, и его прорвало:
— Лес у нас воруют, товарищ следователь…
— Ну, это не ко мне, — поморщился Чаплин.
— Да нет, я вам про нечисть. Про ведьму хочу рассказать.
— Эта, как её — Индира? — вспомнил Чаплин уже слышанное.
— Индига. Ведьма, девка молодая. Так вот, лес воровал Бабай. Другие тоже, но этот — внаглую, лесовозами. Бригада у него была своя. Наглый, крикливый, ментов всех купил… Извините… Чуть что не по нём — в рыло. И в лесу каждую тропку знал, браконьерил. Так вот, это вся его бригада видела. Только приехали они на делянку, пилы расчехлили — выходит из лесу девка эта. И к нему, к Бабаю. Он на неё только было с матом — а она рукой так вот сделала — Шохин выкинул подобие «Хайль» и медленно опустил руку к поясу. — И Бабай замолчал, и как зомби, пошёл к ней. А она смотрит — и никто не может шевельнуться. Так и увела Бабая в лес. А вернулся в посёлок через три дня — и никто его узнать не может. Тихий, у всех прощения просит. И глаза — добрые… Раздал технику, из дому всё — чуть не даром. Дом запер и ушёл. С тех пор его и не видали.
— Н-да, бывает… А что ещё эта… Индига?
— Ещё один был, из уголовников. Изнасиловать её хотел. Так же рукой (Шохин осторожно выкинул «хайль») его заморозила. А ночью его медведь задрал. Прямо за посёлком. Всё лицо лапой снял, и кишки наружу.
— Что ж она, по-вашему, и медведями распоряжается?
— Вы меня, товарищ следователь, извините, я по должности материалист. Но в посёлке говорят, что медведь тот — не просто медведь, а… — он нагнулся к Чаплину и пугливо прошептал: «О-бо-ро-тень!»
— Ну, ладно, — поморщился Чаплин — А вообще — кто такая, где живёт?
— Вообще — девка тихая, сирота. Живёт у деда на пасеке. Скотину бабам лечит. Мышей из столовой вот недавно вывела.
— Как — вывела?
— Никто не знает. Заперлась, пошептала что-то — так они через дорогу и побежали. Ни одной с тех пор нет.
— Ладно, вы мне тут какое-то фэнтези рассказываете. Вернёмся на землю. Появлялись в посёлке незнакомые?
— С неделю назад шатались двое городских. Мы, говорят, рыболовы. Я им — мол, какая же сейчас рыбалка? Вода-то мутная. Смеются. — А мы, говорят, как раз в мутной ловим…