Шрифт:
Максим Самохвалов
PARTY OVERDRIVE II
Ефим старался не плакать, оставаясь в одиночестве и скидывая повседневную маску цинизма. Способности, коли таковые существуют, это постоянная готовность породить чудо. Ненужное... но чтобы все говорили.
Кто породит чудо для Ефима?
Главное, когда начинает мотать пленку на старом
– Не забыть бы, - упрямо твердил про себя Ефим, откидывая непокорные волосы с глаз, - не забыть бы...
Лето моталось по небосводу, улыбаясь чужой мечте.
– И что?
– думал Ефим, - Это же еще не все. Есть же еще что-то человеческое... Там, внутри.
Он прижимал свою руку к месту, где билось сердце, ритмично отсчитывающее такты чужой частоты.
Хотелось кинуться в реку, расцарапать лицо о разноцветные камушки, да втиснуть руки в тугой песок.
Лет через двадцать, Ефим вот так же будет стоять у реки, смотреть в воду и молчать, откидывая волосы с глаз. Героично, как в анимешных мпегах. Но никогда не бросится в воду.
Правило для тех, кто не японец.
В лесу, в зарослях дикой малины можно было остаться одному, с гарантией что не заметят. Конечно, онанизм некрасивое занятие, но если никто не увидит, то можно...
Можно аккуратно вытащить из бокса резонатор на сорок мегагерц и приложить туда, к разъему.
Конечно, это не настоящее...
Это и самому противно. Но что делать, когда, когда...
Когда никто не понимает, когда.... когда красота для чего-то, чего-то внутри, и когда любишь и не можешь прикоснуться к любимой! Та девушка, из города, с черными, тяжелыми, кроссплатформенными ботинками на ногах. Которой наплевать, на его, Ефима, письма, отсылаемые с робкой регулярностью, раз в три месяца...
По сути, - надеялся Ефим, - может она не отвечает мне потому, что я не писатель, а на словах могло быть по другому? А ведь кто-нибудь сядет за клавиатуру, да как напишет ей письмецо, простенькое, но электронное,
Да, Ефим.
Какой-нибудь кулер ей напишет, с золотыми ребрами на спине... Напишет легко, изящно, умно. Помянет модный термин из силиконовой долины. И она позвонит ему и скажет "приходи", а письмо Ефима просто выкинет в форточку. И полетит оно над светлыми проспектами, над большими домами, и залетит в окошко какого-нибудь виртуального критика, который со смехом прочтет и скажет, вытирая слезящиеся от теплопроводящих таблеток глаза, словами из популярной песни:
– Мел стащила, в пятом классе! Жаль что жизнь не разукрасил!
Ефим с омерзением отодрал от виска теплый и оттого противный резонатор, и, размахнувшись, забросил его в ореховые заросли.
Понесся по лесу, не разбирая дороги, солнце выныривало из-за веток и издевательски мигало ему. Листья подхватывали катящиеся из глаз слезы, а ветви раздирали разгоряченное лицо.
Наконец, Ефим свалился в овраг, прокатился по заросшему волчьей ягодой склону и упал в затхлую лужу.
Зачем всё - если нет ничего?
Сигареты лежали в нагрудном кармане, поэтому не промокли.
Ефим долго смотрел на горящую спичку, она плевалась маленькими пластмассовыми каплями.
Капли не обжигали.
У Ефима кончики пальцев малочувствительны.
Родители клонмейкеры, или дед, с битым геночипом?
Но, когда горит рукав рубашки, а пылающие куски падают на лицо...
– Любовь что дышло, повернула, в Виндоус вышла! заорал Ефим, от боли.
А когда затушил рубашку, когда погасил горящие руки, сел на булыжник и не выдержал, горько заплакал.
А затем зло уставился на небо.
– Нажрусь, - пробормотал Ефим, - опять, нажрусь, до насыщения переходов.
– Я вам покажу, синее небо и белые строчки. Шиной гнать буду, с поднятием питания...
19-23 Oct 2001