Пасть
Шрифт:
Выйдя на улицу, Граев задумался. Подстерегать сотрудников у выхода и начинать разговоры о Костиковой не стоило — наверняка проинструктированы о подобных подходах. Да и не похоже, что здесь их выпускают, не приспособлены эти двери для массового входа-выхода. Наверняка распахнутся неприметные ворота без вывески, и служебный автобус-развозка с зашторенными окнами повезет по домам сотрудников.
У Граева мелькнула мысль, что визит сюда был ошибкой. Стоило сначала разведать про странную эту лабораторию. Хотя тут разведаешь, пожалуй… Но препоны в получении информации — тоже информация. И узнал он даже больше, чем хотел.
Интересная получается картина.
Менеджеры, похоже, с убийствами и с исчезновением Колыванова не связаны. Просто воспользовались благоприятной ситуацией, чтобы набить карманы…
Но негаданно возник совсем другой мотив: месть.
Месть выжитой из своей квартиры женщины. Женщины, работавшей в засекреченной донельзя лаборатории — с растениеводством, надо понимать, никак не связанной. Лаборантки, имевшей возможность утащить с работы какую-нибудь опасную химию…
Редкий яд, например.
Отравление? Если и так, то не до конца успешное. Колыванов выжил, и…
Граев понял. Или ему показалось, что понял, где провел предприниматель долгие месяцы. Там, в лже-ВИРе. За толстенной броневой дверью…
Тогда все срастается. Костикова выносит из лаборатории отраву — возможно, что-то экспериментальное, засекреченное, — травит Колыванова. Кража вскрывается — лаборантку устраняют не вызывающим излишних подозрений способом — Колыванова изолируют, дабы не выплыла правда о тамошних забавах. Выпавшие волосы и прочие изменения в организме — последствия отравления.
Однако: какой смысл столько держать человека взаперти, чтобы потом пристрелить его? И безалаберно бросить тело — вскрывайте, исследуйте, делайте выводы…
Ладно, допустим: Колыванов оттуда сбежал и…
Граев вспомнил бронедверь, охранника, глазок камеры… Да-а… Сбежал, значит. И понесся голышом на дачу, в Александровскую. А какой-нибудь борец за нравственность пресек эту нудистскую выходку. Из дробовика, серебряным припоем… Браво, Граев! Ты сегодня в ударе…
И еще: с отравлением лаборантка вяжется хорошо — но только с ним. Представить ее стреляющей из ружья в голову, а уж тем более терзающей мальчика огромными щипцами Граев не мог.
Опять тупик. В лучшем случае приоткрылся еще один уголочек тайны…
Марин должен уже закончить свои анализы, хотя толку от них… Точное название яда Граева не интересовало. Но результаты у доктора взять стоит.
Да, кстати… Марина интересовали нападения неустановленных собак… Надо забрать из “Ориона” пришедшие на факс сообщения и отдать ему. Пусть великовозрастное дитя потешится…
В ответы на свои неформальные запросы Граев не заглядывал. Некогда было. Тем более что запрашивал старых знакомых исключительно по настоянию Марина.
Сегодня время нашлось — бегло просмотрел пачку накопившихся за три дня посланий. Помрачнел. Стал изучать самым внимательным образом — с карандашом и крупномасштабной картой…
Сообщенные факты Граева потрясли.
Лето прошлого года. В окрестностях Красного Села неустановленной собакой разорван и частично съеден школьник пятнадцати лет. Расследование ничего не дало. Тем же летом аналогичный случай с женщиной в Тайцах. Сосед, враждовавший с мужем убитой и владевший огромной собакой (московской сторожевой), просидел несколько месяцев под следствием в Крестах — и выпущен за отсутствием доказательств. Несколько случаев с растерзанным скотом в разных районах.
Осень. В сентябре пожилой рыбак на Ижоре. Официальная версия — умер от сердечного приступа, труп обглодан бродячими собаками. Опять нападения на скот. В ноябре растерзан пьяный на окраине Пушкина. Предположительно отмороженная молодежь затравила пьянчугу собаками. Тогда же в подвале заброшенного дома в Тярлево найден почти полностью очищенный от мяса скелет (свежий, не старше двух месяцев) — похоже, доглодали его крысы, но на костях следы крупных зубов. Случаев со скотом несколько меньше.
Зима. В декабре форменное буйство волков в Ломоносовском районе. Пять человек, скота больше, чем за все предыдущие месяцы. Первый выживший — но почти ничего не смог рассказать: что-то огромное, мохнатое набросилось в темноте, дальше ничего не помнит. Впервые на происходящее обратила внимание пресса — газеты на разные лады подняли вой о грозящем Питеру волчьем нашествии. Поползли панические слухи о виденных на юго-западных окраинах города волках. Проведены несколько больших облав силами милиции, МЧС, егерей и десятков добровольцев из охотников. Убили один выводок волков и два десятка одичавших собак и волчьих метисов; к концу декабря нападения прекратились.
(Пули! Черт побери! Непонятно откуда появившиеся старые пулевые отметины на теле Колыванолва! Похоже, в облаву угодили не только волки с собаками…)
Весна. Данных нет. Что, впрочем, ничего не значит. Не из всех мест Граев смог получить информацию; многие жертвы могли давно числиться как пропавшие без вести. Это подтверждал последний, этого лета, случай. На окраине Павловска, в руинах, известных как замок Бип, а также как Шведская крепость, вездесущие мальчишки отыскали части четырех скелетов.
Останки лежали в почти полностью засыпанном каземате, в самом дальнем углу, куда только ползком и можно было добраться. Обглоданы дочиста, выжран даже костный мозг. Все — с зимы, судя по остаткам зимней одежды. Версия следствия: сдуру или спьяну забрались, вызвали обвал, не смогли вылезти и замерзли. По весне, когда осыпавшаяся земля оттаяла и просела, — добрались и поработали клыками все те же бродячие шавки.
Во Всеволожском районе — далеком, отделенном от места действия городом, Невой и Финским заливом (он был взят Граевым как контрольная территория), — схожих случаев за год не было. Ни одного.