Пастораль с городскими мотивами
Шрифт:
Уже привычным путем — по дну оврага — бригада шла к дому Ангелины. Замыкали колонну матерящиеся вполголоса Шунт и Огурец, которым выпало тащить полные бензина канистры. Косяк еще не забыл их проколов и не собирался менять гнев на милость. Тяжелые канистры оттягивали руки и натирали ладони, больно били по ногам, поэтому с каждым шагом расстояние между основной группой и штрафниками увеличивалось.
Подойдя вплотную к избе и засев для конспирации в раскидистых кустах ракитника, Косяк не без радости показал остальным на горящее в ночи окошко.
— Здесь она! — громким шепотом сообщил он бригаде. —
— А если девка там не одна? — хмуро поинтересовался Бобер.
— Значит, отправится на тот свет вместе с хахалем, только и всего! Так сказать, прихватит для компании!
Но они же наверняка дверь на ночь заперли! А что, если они услышат, как мы ее взламываем, и поднимут шум раньше, чем ты успеешь их угомонить?
— Да что ты ноешь, как баба? Все будет тип-топ! Даже если кто-то из соседей что-то и услышит, замучится потом доказывать, что ему это не почудилось! Все доказательства вместе с девкой сгорят! А мы, пока изба догорать будет, уже на полдороге к Москве окажемся, и менты нас прихватить не успеют! В лицо нас никто не видел, кто мы и откуда, тоже не знают. Так что нечего рассусоливать, вперед!
Бобер пожал плечами, давая понять, что не одобряет предложенного Косяком плана, но открыто возражать не решился. Отошел к сараю и, достав из кармана сигареты, закурил, прикрывая кулаком крошечный огонек.
Чем дальше, тем меньше ему нравилась вся эта история. Докатились, вот уже и до мокрухи дошло! Раньше бригада Косяка использовалась исключительно в роли пугала — антуража, необходимого для любого уважающего себя бизнесмена. Бобер кривился, но молчал, памятуя старую поговорку: «Коготок увяз — всей птичке пропасть».
Когда-то давно он работал у Захарыча сисадмином. Поддерживал внутреннюю сетку, следил за тем, чтобы не слишком часто. падал Интернет, — в общем, сидел и в ус не дул. Работка была не пыльной, но довольно скучной, поэтому, чтобы не захиреть с тоски, молодой программер ради интереса взломал базы данных собственной фирмы. И опешил, поняв, чем именно занимается его босс. Изрядно струхнув, Бобер принялся готовить пути отхода, придумывая, как бы уволиться из конторы, чтобы не навлечь на себя гнев Захарыча, но, увы, опоздал. Оказывается, Захарыч давно подозревал, как именно развлекается в свободное от основных обязанностей время его сисадмин, и поймал бедолагу, что называется, на горячем.
Собственно, именно с тех пор Захарыч приобрел стойкую компьютерную паранойю и запретил копировать базу данных по грузоперевозкам куда бы то ни было. А провинившегося сисадмина сослали под начало Косяка — бригаде как раз требовалась помощь эксперта по компьютерам. Косяк остался доволен результатами и попросил оставить этого мозгляка у него. Захарыч не возражал. Он как раз думал над дальнейшей судьбой проштрафившегося хакера, прекрасно понимая, что выпускать того из-под контроля или, тем паче, разрешить ему валить на все четыре стороны, — весьма опрометчивый шаг. Слишком много тот знает, по глупости сунув свой любопытный нос в святая святых конторы.
Бобер не был боевиком и в качестве грубой физической силы никогда не использовался, но за два с половиной года в компании Косяка и его отморозков насмотрелся на многое. И чем дальше, тем сильнее ныло
Тогда он задумался, прикидывая, как с наименьшими потерями вывернуться из сложившейся ситуации. Надеяться на то, что ему удастся сбежать и без посторонней помощи избавиться от преследования бригады, было глупо. Единственным выходом была явка с повинной. Но жизнь на нарах Сашку не привлекала, а месть бывших подельников откровенно страшила. Нет, садиться вместе с ними Бобер не собирался! Он задумал сорвать банк, выторговав ценой определенного рода сведений свою свободу у ментов. Косяк и его братки были мелкой рыбешкой, Захарыч на их фоне — разжиревшим лещом; Бобер же замахнулся на акулу. Акулу звали Дмитрий Викторович, и в узких кругах он был известен как Питон.
Сашка собирал компромат терпеливо и бережно, не гнушаясь никакими, даже крошечными, новостями из жизни Питона, словно белка по орешку накапливая необходимые ему сведения. История с Захарычем его многому научила, поэтому Бобер не единожды перестраховывался, занося в свое секретное досье очередную пометку. Впрочем, нацелившись на Питона, Бобер не забывал исправно копить материал и на прочих — на всякий случай. Двойная жизнь, «свой среди чужих»… А впереди — такая близкая и такая недосягаемая новая судьба, без бандитов и насилия.
Но убийство… Бобер прекрасно понимал, что его затея может выгореть в одном-единственном случае: если на его руках не будет крови. Отправка же Гельки на тот свет могла одним махом перечеркнуть все его надежды на благополучный исход. Да, он принимает в этом лишь косвенное участие, постольку поскольку, но все равно: убийства ему не простят, пойдет как соучастник, несмотря на весь компромат вместе взятый. А в открытую выступить против Косяка и заявить, чтобы Ангелину оставили в покое… Увы, он не сможет. Придушат заодно с провинившейся девчонкой и сожгут, чтоб остальным неповадно было на вожака идти. Эх, что за гадство-то!..
Меж тем Косяк, аккуратно взломав замок, вместе с подручными устремился внутрь дома, туда, где горел свет.
— Обманула! — выдохнул Голяк, тупо уставившись на прикроватный ночник.
— Быстро обыскать тут все! Если она нас заметила, то не могла далеко уйти! — приказал Косяк, с тоскою понимая, что все пропало, девки здесь нет. Кровать не разложена, в шкафах нет вещей. Она ушла отсюда, нарочно или по забывчивости оставив включенным ночник. И где ее теперь искать? Как выполнить приказ Захарыча о ликвидации строптивого финансового директора?
Конечно же поиски ничего не дали. Ангелина как сквозь землю провалилась и, положа руку на сердце, Косяк признался сам себе, что на ее месте сделал бы то же самое. С чего они вообще взяли, что она будет терпеливо дожидаться, пока они снова придут по ее душу? Облажались по самое-не-могу!
— Вон из дома! Быстро!..
Шунт и Огурец, памятуя о данном им Косяком задании, согнувшись в три погибели поливали периметр дома бензином. Они как раз докончили свою весьма дурно пахнущую работу, когда с крыльца раздался короткий свист — сигнал общего сбора. Поставив канистры, Шунт и Огурец присоединились к остальным, еще через пару-тройку секунд появился задержавшийся у сарая Бобер. Косяк, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал: