Пастухи на костылях
Шрифт:
— А мы вас всегда гуманистом считали… — с усмешкой сказал Путник и кивнул стоящему рядом с ним специалисту: — подготовьте обращение. Что бы оно вменяемо звучало. Подготовьте ультиматум. И передайте тексты по подразделениям. Мегафоны на складе в ГУВД. Давайте не подкачайте. А то Сергей Александрович издевки ради меня пошлет на баррикады орать.
В штабе все нервно улыбнулись, и такое странно веселое настроение в нем царило до новых сводок поступивших от заградительных отрядов.
— Он вывел небольшие отряды из локализованного участка. — Сообщил полковник и Сергей
— Ничего нового. Присматривают места для дополнительных очагов сопротивления. Что бы мы распылили силы. Ему же только теперь держаться и время тянуть. С такими слухами даже не долго тянуть. Скоро полмиллиона навскидку себе вытянет. Я прав, Путник?
— Нет, но тысяч двести он может поиметь. Он их даже вооружить сможет. Арсеналов в Москве с оружием… как будто для него специально разместили.
Через пять минут после этого разговора им сообщили, что в город вошли первые части ВДВ. Словно опомнившись, Сергей скомандовал.
— Отменить агитацию! Срочно! Отменяйте!
Удивленно на него взирая, Путник не спешил выполнять указание.
— Все наши части преданы исключительно Богуславскому. Это он из них сделал элиту и прочее. Скажем сейчас что он погиб и нам с пачкой новых Пиночетов придется еще воевать. Каждый начнет думать, а чем он хуже? Отмените агитацию и пусть только ультиматум диктуют. Отменяйте не смотрите на меня. Ни я, никто не можем дать гарантии, за кем пойдут войска в случае массового распространения известий о смерти Ильи. То, что я его друг и первый советник ничего ни для кого не значит.
Сергей устало сел на стул и, потирая лицо, сказал отдавшему указание путнику:
— Голова не работает. Надо поспать немного. Ум за разум заходит, такую чушь несу… Хоть исправлять успеваем.
— Мэтров в этом деле нет. — Подбодрил Путник Сергея. Присев рядом он спросил его тихо и на «ты»: — Ответь честно, чем мы тебе мешали? Зачем были все эти попытки меня лично убить? Ведь ты же не Владимир и не Богуславский, кому мы как кость в горле с нашими интересами. Ты ведь нормальный человек. Разумный. Я не шучу. Ты понимаешь, что можно и нужно решать многие вещи не с позиции силы. Ты ведь умнее этих двоих? Так откуда такая ненависть была к нам?
Сергей посмотрел на озабоченные лица офицеров штаба склонившихся над картой и сказал:
— Ненависти не было.
— А что же тогда было? — спросил насмешливо путник и Сергей с удивлением отметил, какой же тот все-таки молодой.
— Что было? — спросил Сергей, пытаясь мозги вернуть на место. Но тяжелая перегруженная голова не понимала даже, что от нее хотят. — Не знаю. Потом скажу. Сейчас не понимаю ничего.
— Потом может не быть. — Усмехнулся Путник.
И тогда Сергей поднялся и сказал:
— Будет. Потом будет всегда. Может не для нас. Но оно будет. И не я так другие ответят на вопрос, чем вы нам противны. Не обижайся Путник. Я мягче не могу сказать.
Сергей, уведомив, что за старшего остается Путник, вышел из штабной комнаты и пошел по коридорам. В курилке он присел на мягкий обитый красной тканью диван на толстых ножках и, закурив, устало откинул голову на спинку.
Он давно не говорил с родителями. Он очень давно не говорил с Ольгой. В Екатеринбурге после свержения Богуславского тоже не бог весть что творится. Как она там выкручивается? Нашелся ли кто ей поможет?
С дымящейся сигаретой Сергей уснул. Выпав из рук на паркетный пол, сигарета протлела окончательно, оставив потемневшую полоску на лаке, и потухла. Человек спал без снов, и даже его дыхание еле угадывалось проходящими мимо сотрудниками Штаба. Он спал, а в двух километрах от него Владимир закреплялся в новом квартале. Ему, казалось, сон был не нужен.
Богуславский лежал на спине на голом бетонном полу и смотрел в серый с желтыми подтеками потолок. Бывший бункер Штаба московского ВО ставший ему тюрьмой нуждался и давно в капитаном ремонте. Не столько чтобы размещать в нем высокопоставленных узников, сколько чтобы он сам по себе не обвалился. Ветхость сооружения чувствовалась во всем. Даже герметичные железные двери не внушали уважения к себе. Казалось при определенном умении и сноровке их можно чуть ли не со стальными косяками выдавить.
Тусклый плафон над головой Богуса, запыленный и тоже в каких-то подтеках давал настолько мало света, что глаза бывшего диктатора уже откровенно болели. Но Илья упрямо не смыкал веки рассматривая и считая трещины в потолке. И думая. Думая непрерывно о том, что его ждет и как он так прокололся.
Он винил во всем только себя. Ну, а кого винить-то еще? Охрана когда спец отряд Службы ворвался к нему в дом полегла вся защищая его. Из обрывочных сведений он знал что и в силовых ведомствах мятежники арестовали практически всех его людей. И то что их ждал расстрел или тюрьма бывший диктатор не сомневался. И ему было их по-человечески жаль.
Сам себе Богуславский напоминал Берию. НЕВЕРОЯТНАЯ власть в стране и уже никто не поспешит на помощь. А даже если и поспешат, даже если узнают что с ним произошло и где он находится, наверняка у охраны четкий приказ убить его при попытке освобождения. На месте пленителей Богуславский бы поступил именно так. Он оставался честен с собой в те минуты.
Голод уже сводил желудок. Пересохшая глотка отдавала болью при каждом сглатывании слюны. Курить хотелось смертельно, но Богус упрямо лежал на полу не желая просить или умолять охрану накормить его или дать просто воды. Лучше сдохнуть, решил он про себя. Все равно наверняка не долго осталось. Кто позволит ему оставаться в живых зная какое количество людей остается преданными ему лично…
Звук открываемой двери не заставил его подняться. Он так и оставался лежать на полу когда кто-то сурового вида в армейской полевой форме замер над ним. Он даже и не рассматривал вошедшего. Зачем оно надо?
— Илья. — сказал странно знакомый голос над головой.
Пытаясь вспомнить владельца голоса Богус рывком сел и повернулся. Шрам уродующий лоб человека он узнал сразу. Как и взгляд несколько нерешительных глаз.
— Виктор? — удивился Илья искренне и поднялся навстречу… — Ты что тут делаешь… Ты вообще откуда? Ты же…