Пастырь

Сборник «Иное небо». Пер. – А. Корженевский. – _

Случилось это в начале прошлого месяца. Мы с Венделмансом работали в обезьяньем заповеднике, и вдруг он сказал:

– Кажется, я сейчас потеряю сознание.

Стоял май, и утро действительно выдалось жаркое, но Венделманс никогда не обращал внимания на жару, и я просто не помню, чтобы погода его вообще когда-нибудь беспокоила. В тот момент я «разговаривал» с Лео, Мимси и дочерью Мимси, Маффин, поэтому никак не отреагировал на сказанное, хотя в памяти что-то отложилось. Если часто и подолгу общаешься на языке жестов а именно этим мы и занимаемся в рамках проекта, – иногда бывает нелегко сразу

Но когда Лео несколько раз подряд показал мне знак «тревога», я обернулся и увидел, что Венделманс стоит в траве на четвереньках. Лицо его побелело, дышал он с трудом, на лбу выступили капли пота. Несколько других менее восприимчивых и понятливых шимпанзе решили, что это новая игра, и тут же принялись имитировать Венделманса, упираясь кулаками в землю и падая на колени.

– Мне плохо… – проговорил Венделманс.

– Чувствую себя… ужасно…

Я позвал на помощь, и Гонцо с Конгом приподняли его за руки. Весил Венделманс прилично, но мы все же сумели вынести его с территории заповедника и поднять по склону холма к главному корпусу. По дороге он начал жаловаться на боли в позвоночнике и под мышками. Я понял, что плохо ему стало совсем не от перегрева. А через неделю прислали диагноз.

Лейкемия.

Венделмансу назначили химиотерапию и гормональные препараты, а через десять дней он вернулся к работе и бодро рассказывал всем подряд:

– Они остановили развитие болезни, и все уже проходит. Мне еще жить лет десять или двадцать, а может, и больше. Так что теперь я смогу продолжить свою работу.

Но он сильно похудел, лицо стало бледным, руки дрожали. В его присутствии все вели себя как-то испуганно и настороженно. Может быть, ему удавалось обманывать себя – хотя в этом я тоже сомневаюсь, – но никак не нас: его воспринимали как олицетворенное Memento mori, как ходячее напоминание о смерти. В том, что большинство людей считают, будто ученые относятся к подобным вещам гораздо проще, я склонен обвинять Голливуд.

Могу сказать вам, что это совсем не легко – работать бок о бок с умирающим человеком или даже с женой умирающего человека: в испуганном взгляде Джуди Венделманс мы без труда читали всю ту тревогу, все горе, что сам Хэл Венделманс пытался скрывать. Слишком скоро и слишком неожиданно судьба отбирала у нее любимого мужа, даже не отпустив времени, чтобы привыкнуть к этой потере, и поэтому ее боль ощущалась всеми и постоянно. А то, как умирал Венделманс, тоже никого не могло оставить равнодушным: всегда такой здоровый, крепкий, подвижный гигант, словно сошедший со страниц романа Рабле, в какое-то неуловимое мгновение вдруг превратился в тень. «Перст господень, – сказал Дейв Йост. – Зевс только шевельнул пальцем, и Хэл тут же сморщился, как целлофан в горящем камине». Венделмансу не было еще и сорока.

Шимпанзе тоже что-то подозревали.

Некоторые из них – например, Лео и Рамона – это уже пятое поколение, владеющее языком жестов. Селекция, направленная на развитие интеллекта, сделала свое дело, и они довольно хорошо разбираются в тонкостях и нюансах человеческого поведения. «Почти как люди», – часто говорят посетители заповедника. Нам это сравнение не особенно нравится, потому что самое главное здесь как раз то, что шимпанзе совсем не люди, что они особый вид разумных существ. Но я понимаю, что имеют в виду посетители. Самые сообразительные из наших питомцев сразу заметили что-то неладное и принялись обсуждать Венделманса. «Большой человек – гнилой банан», сказала Рамона, обращаясь к Мимси, когда я был неподалеку. «Он становится пустой», – сказал Лео уже мне, увидев бредущего мимо Венделманса.

Метафоры, которыми они пользуются, никогда не перестают меня удивлять.

Гонцо спросил Венделманса напрямик: «Ты скоро уходишь?»

«Уходить» вовсе не означает у шимпанзе «умирать». В представлении наших питомцев люди вообще не умирают. Вот шимпанзе – другое дело. А люди уходят. Такое представление сложилось у них с самого начала. Никто этого специально не оговаривал, но подобные правила игры обычно устанавливаются сами собой. Первым из научной группы погиб в автомобильной катастрофе Роджер Никсон. Это случилось еще в начале эксперимента, задолго до того, как я подключился к работе, и, очевидно, никто просто не захотел волновать или запутывать шимпанзе объяснениями. Позже, когда я проработал тут два или три года, из-за аварии на горном подъемнике погиб Тим Липпингер, и снова нам показалось проще не углубляться в детали. А когда четыре года назад разбился на вертолете Уилл Бехстейн, такая политика стала уже правилом: мы специально делали вид, что относимся к его исчезновению так, словно он не умер, а ушел от нас, например, на заслуженный отдых. Шимпанзе конечно же знают, что такое смерть. И, как свидетельствует вопрос Гонцо, даже могут связать это понятие с понятием «уходить». Но если это так, они наверняка видят кончину человека как нечто совершенно отличное от смерти шимпанзе. Как переход в какое-то иное состояние, вознесение на огненной колеснице. Йост полагает, что у них вообще нет представления о человеческой смерти, а потому они считают нас бессмертными, то есть богами.

Венделманс больше не притворяется здоровым. Лейкемия заметно обострилась, и он тает буквально на глазах. Поначалу он еще пытался делать вид, будто ничего страшного не происходит, но потом все-таки признал неизбежное, хотя этот шаг сделал его мрачным и озлобленным. Прошло всего четыре недели с того момента, как болезнь проявила себя впервые, но через какое-то время ему придется лечь в больницу.

Он хочет рассказать шимпанзе, что скоро умрет.

– Но они не знают, что люди могут умирать, – сказал Йост.

– Тогда пора им узнать, – огрызнулся Венделманс. – Зачем самим добавлять к этой куче мифологического дерьма? Зачем мы позволяем им думать о нас как о богах? Надо сказать им, что я умру точно так же, как умер старый Эгберт, как умерли Салами и Мортимер.

– Но они умерли естественной смертью, – возразила Джейн Мортон.

– А я, по-твоему, умираю неестественной?

Она покраснела и заерзала.

– Я имею в виду, от старости. Их жизненные циклы безусловно и однозначно подошли к концу, они умерли, и все остальные шимпанзе поняли это. А ты… – Джейн запнулась.

– А я умираю чудовищной, жуткой смертью, едва дожив до середины отпущенного мне срока, – закончил Венделманс.

Фраза далась ему нелегко, однако усилием воли он все же справился с собой. Но тут расплакалась Джейн, и получилась довольно неприятная сцена.

Положение спас Венделманс.

– Возможность узнать, – продолжил он, – как шимпанзе отреагируют на вынужденную переоценку представлений о человеке, будет иметь большое философское значение для нашего проекта. До сих пор мы избегали подобных осложнений, хотя уже были ситуации, когда мы могли бы помочь им понять природу человеческой смертности. И я предлагаю использовать меня в качестве примера, демонстрирующего, что и люди, и шимпанзе подчиняются одним и тем же естественным законам. Необходимо дать им понять, что мы вовсе не боги.

– И тем самым внушить им, – сказал Йост, – что существуют капризные и непредсказуемые боги, для которых мы значим меньше, чем шимпанзе?

Венделманс пожал плечами.

– Им вовсе не обязательно знать обо всем этом. Но, на мой взгляд, давно пора понять, кто мы такие. Да и нам самим пора узнать, как много они уже понимают. Давайте воспользуемся моей смертью, чтобы прояснить этот вопрос.

Они впервые находятся рядом с человеком, который умирает прямо у них на глазах. Во всех остальных случаях наши сотрудники погибали вне заповедника.