Пастыри ночи
Шрифт:
Третья женщина принесла белых испуганных голубей. Их кровь была собрана в другой сосуд, и туда тоже бросили перья.
Донинья поднялась, взяла жезл и, махнув им, распорядилась, чтобы музыканты играли, затем с надлежащими словами положила мертвых птиц у алтаря. Массу и Жезуино склонились в поклоне. Смоченными в крови пальцами Донинья дотронулась до лба каждого из пришедших, и дочери святого унесли мертвых птиц, чтобы приготовить священную трапезу.
Потом все вышли на площадку и остались на ней поговорить, а между тем на кухне началась суета. Наступила ночь, на небе появились несчетные звезды. Никто не поминал о том, что привело их сюда, и казалось, что
Пришли женщины с блюдами, на которых были всевозможные кушанья — абара, акараже, шиншим [43] . Принесенные в жертву птицы превратились в аппетитно пахнущую, соблазнительную еду. Донинья выбрала куски для Ошалы, блюда поставили на алтарь, женщины запели, Донинья тоже.
Потом она стала бросать раковины. Друзья внимательно наблюдали за Дониньей. Вот она позвала Огуна. Тот не рассердился и сразу пришел со смехом и шутками. Он приветствовал всех, и особо мать Донинью и своего огана Массу.
43
Шиншим — жаркое из курицы с тертым луком и чесноком; в него добавляется масло дендэ, сушеные креветки и размолотые зернышки тыквы, или арбуза.
Донинья поблагодарила Огуна и спросила, правда ли, что он намерен помочь Массу в его трудном деле. Огун ответил, что за тем и явился, чтобы поблагодарить Массу за угощение из петухов и голубей и сообщить свое решение, которого все ждут.
Наступила очередь Массу благодарить Огуна и сердечно приветствовать его. Без помощи Огуна он не может выбрать крестного для сына, хорошенького и смышленого малыша, такого подвижного и капризного, как дьяволенок. Массу не хочет обидеть своих достойных друзей, указав на одного из них. Для этого он и принес петухов и голубей, как велел Огун.
Огун согласился, что все это истинная правда. Он увидел, как озабочен его сын Массу, и пришел ему на помощь. Значит, Массу не хочет обидеть никого из своих друзей и не знает, что делать, не так ли?
Массу подтвердил это и попросил сообщить ему решение, которое принял Огун. Ответа ждали в напряженной тишине.
И вдруг раздался звон железа и стали, ударяющейся о сталь, ибо Огун — бог войны. Послышался его веселый смех; он скакал на одной из своих дочерей, которая, распахнув дверь, приветствовала Донинью, стала у алтаря и громко возвестила:
— Я решил. Никто из друзей Массу не будет крестным отцом мальчика. Крестным буду я сам, Огун. — И он опять рассмеялся.
Донинья захотела получить подтверждение.
— Вы сами, отец мой?
— Я сам, и никто больше. А Массу отныне будет моим кумом. Прощайте все, я ухожу, готовьтесь к празднеству, я явлюсь на крещение.
И он ушел, не дождавшись прощальной кантиги.
— Никогда не видела и не слышала ничего подобного, — сказала мать Донинья. — Бог будет крестным и кумом…
Массу прямо раздулся от гордости: подумать только, крестным его сына станет Огун.
5
Все были довольны мудрым решением. Никто не был избран, все оказались одинаково достойными дружбы Массу. Выше их стоял только Огун, брат Ошосси [44] и Шанго. И все же, по правде говоря, вопрос о крестном не был разрешен полностью.
Больше того, создалось новое, непредвиденное затруднение: получалось, что Огун должен отправиться в церковь Розарио дос Негрос и принять участие в католическом обряде. С другой стороны, Огун не был человеком и не мог передать свои полномочия одному из друзей Массу. Так что, по существу, они вернулись к исходному положению: кому-то надлежало представлять Огуна. И этот избранник в известной степени будет считаться крестным отцом ребенка. Но это тотчас было отброшено.
44
Ошосси — бог охоты.
Мать Донинья тоже не знала, как выйти из положения. Слух о том, что Огун будет кумом Массу, распространился по всему городу. Люди обсуждали это невероятное событие: Огун пожелал крестить ребенка. Негр Массу сразу вырос в глазах общества, все хотели присутствовать на крещении его сына, видеть, что предпримут отец ребенка и его друзья, чтобы Огун смог явиться на церемонию. Огун провозгласил себя крестным, и перед Массу, Дониньей, Жезуино, Тиберией, Мартином и остальными встали новые трудности.
Матери Донинье уже надоело призывать Огуна, стуча в барабаны атабаке и распевая кантиги. Ведь он обещал явиться лишь в день крещения и, по всей видимости, намеревался сдержать свое слово. Донинья пользовалась доверием богов и была одной из самых могущественных жриц. И все же, хоть она и взывала к Оссани, принесла Огуну в жертву козла, она не сумела заставить его вернуться, чтобы получить указание, как им действовать. Огун исчез, посеяв панику среди своих дочерей и оганов, ибо не ответил ни на один призыв, не пришел ни за приготовленной для него едой, ни за принесенными ему в жертву животными.
Гремели атабаке, лилась кровь петухов, голубей, уток, баранов и козлят, дочери святого кружились в хороводе, звучали кантиги, самые старые и мудрые жрецы бросали ожерелья и раковины. Огун не отвечал. По всей Баии разнеслась новость, передававшаяся из уст в уста: Огун, решив стать крестным сына Массу и покойной Бенедиты, удалился, чтобы вернуться лишь в день крещения. Оно должно было состояться через неделю, в день, когда мальчику исполнится год, в церкви Розарио дос Негрос на площади Позорного Столба. Крестная Тиберия готовила для ребенка богатые одеяния из льняного полотна и батиста темно-синего цвета — цвета Огуна. Девушки из заведения хотели принять участие в празднике и тоже готовили подарок для младенца. Крещение Фелисио становилось событием. С тех пор как пришло известие о браке Капрала Мартина с прекрасной Мариалвой, ныне звездой кабаре на Ладейра-да-Прасе, где она показывает свою родинку и выдает себя за певицу, ничто не возбуждало такого любопытства.
Новость взволновала даже почтенных ученых мужей, исследователей афро-бразильских культов, хотя все они — и выдающиеся этнографы, и шарлатаны — считали абсурдом всю эту историю. Цитируя английских, американских, кубинских и даже немецких авторов, они доказывали, что категория кума в иерархии кандомблэ нет ни в Бразилии, ни в Африке. И все же непременно хотели присутствовать при крещении, поэтому подлаживались к влиятельным людям секты, чтобы обеспечить себе приглашение в церковь.
А Массу распирало тщеславие, никто, не мог в эти дни с ним разговаривать, так заносчиво он вел себя. Но друзьям пришлось вернуть его к горькой действительности. Надо было как-то выходить из положения.