Пасынки шторма Часть первая

Подымов Владлен

Слова были сказаны и услышаны. Но слова - это не более чем слова.

–  Продолжайте.
– Вэнзей уронил слово тяжело, будто большой камень в стоячий пруд.

Сагами коротко усмехнулся. Он был почти уверен, что мальчик согласится выслушать. Теперь главное - доказать свою искренность.

–  Прежде чем продолжить, я прошу дать мне малый ритуальный набор.

Вэнзей склонил голову направо, затем повернулся к Таромэ:

–  Это возможно?

Тот подумал и ответил:

–  Да. Он пришел к нам как гость, а значит его руки не

могут запятнать наши малые святыни.

Мальчик кивнул одному из сен-гетта. Тот бесшумно исчез в боковой двери и через несколько минут вернулся. В руках он нес две круглые пластины с загнутыми вверх краями - золотую и серебряную. Позади следовал еще один человек, который поставил перед Сагами маленький столик. Третий внес красную деревянную шкатулку, украшенную по углам серебряными фигурками будд.

Все это время никто из тех, кто находился в зале, не произнес ни слова. Молчание свернулось клубком в центре зала, лениво протягивая мягкие и тяжелые лапы к каждому человеку, к каждому углу.

Сагами опустился в кресло, пододвинул к себе шкатулку и огладил ее. Коротко поклонился и открыл крышку. Внутри шкатулки лежали обычные ритуальные предметы, которые есть в доме любого значительного человека. У Гетанса набор включал в себя бронзовые или серебряные фигурки Танцоров, но сейчас для Сагами это было не важно.

Ему нужно было то, что есть везде, в каждом наборе. Он погрузил руки в шкатулку и извлек из нее четыре черных камня, - голыши, обкатанные за тысячелетия морем. Черный, словно сама ночь, базальт, в котором изредка проявлялись ослепительно-белые прослойки.

Осторожно закрыв шкатулку, он отодвинул ее в сторону и положил перед собой круглые пластины.

Подняв золотую пластину над головой, он показал ее мальчику-Генту. Положил ее на стол перед собой и громко произнес:

–  Как известно, господин верен людям, идет правильной дорогой воина, мудреца или искусника, крепок словом и поступает разумно, слушая ближних советников.

С каждой перечисленной добродетелью Сагами ставил один камень на золотое блюдо. Он умолк и перед ним на золоте воздвиглись четыре крохотные черные скалы.

Глава Гетанса молчал. Молчал яростный гигант Рамон Байе, обычно склонный к быстрым и поспешным решениям, тихо сидел хитрый и умный толстячок Ката Ёси, не произнес ни слова и худой первый помощник Алехандро Таромэ. Лишь один из сидящих по правую руку от мальчика-Генту едва слышно вздохнул - видимо учитель Такэда понял, куда ведет дорога Ника Сагами.

Молчали все.

Ханза на миг прикрыл темный глаз, блестя правым, янтарным. Продолжил:

–  Я считаю, что господин мой не был верен мне. Я провел тайный обряд хатамо-ротатамэ и выяснил - мой господин употребил мою верность мне во зло.

Сагами взял черный камень с золотой пластины, подержал в руках и уронил его на серебро.

–  Мне нельзя служить неверному господину.

Долгую и черную минуту стояла тишина. Потом вновь раздался голос ханза, холодный и равнодушный.

Сагами на миг даже почудилось, что это не он говорит, что телом управляет кто-то иной. Что слова приходят откуда-то сверху, из такого далека, что даже звезды были ближе. Миг, - и наваждение прошло.

Он продолжил:

–  Дорога, которой идет мой господин - это путь смерти. Но это не путь его личной смерти, как пристало воину - это смерть жителей Кинто, смерть всего мира. Это дурной путь. Он приведет лишь к позорному и недостойному завершению жизни.

Второй камень звякнул о серебро.

–  Мне нельзя служить плохому воину и тени бесславной смерти.

Сагами взял в руки третий камень. Подержал его в руках, вспоминая застывшее в неслышном крике лицо археолога-северянина.

–  Он совершает недостойные поступки, нарушает слово. Он не чувствует стыда и забыл о долге. Он потерял лицо в моих глазах.

Третий черный камень прокатился по светлому металлу.

–  Мне нельзя служить недостойному человеку.

Четвертый кусочек тьмы оказался в руках Сагами. В тот же миг явилось воспоминание - разваливающаяся в воздухе скала, десятки стремительно летящих серых шаров и захлебывающийся хохот Гомпати.

–  Одно может быть оправданием ему - мой господин безумен.

Сагами тихо опустил последний камень на серебряный круг.

–  Но мне нельзя служить безумцу.

Он тяжело вздохнул. Вот и все. Он сделал это - прошел половину дороги.

Какое облегчение.

Сагами поднял и долго держал серебряную пластину обеими руками перед собой. Металл холодно блестел в свете светильников.

–  Четыре камня. Четыре малые смерти. Моя верность господину Гомпати умерла. Я свободен.

Он опустил серебряный круг смерти на стол.

Молчание.

Надолго. Века и тысячелетия. Подобное многие из тех, что были в зале, видели впервые в жизни. Никто более не сомневался в серьезности слов Сагами.

Ник Сагами встал. Глаза - что ледяное пламя. Он взглянул на тринадцатилетнего главу Гетанса:

–  И я пришел к вам, Великий Генту Вэнзей Титамёри, чтобы предложить вам мою верность. Прошу вас принять ее и позволить мне быть вашим советником. Я умею многое и знаю еще больше. Мой приход принесет Гетансу то, без чего ему не обойтись на пути к величию. И помните - моя верность не пустой звук и она останется крепкой, словно лучшая сталь до тех пор, пока вы будете верны мне.

Зал вздохнул. Задумался и вновь вздохнул.

Несколько долгих минут.

Чем ответит глава Гетанса на столь нежданные слова?

Вэнзей чувствовал всеобщее внимание. Он встал с кресла и подошел к Сагами. На хаори бывшего ханзы виднелись мелкие бурые пятна. Мальчик указал пальцем на одно из них и спросил:

–  Кровь на вашей одежде?

–  Это кровь моего помощника. Он был неверен мне и я его убил. Он послужил мне в обряде, которым я прошел вдоль Дороги Силы и Власти.

–  Вы его убили, господин Сагами?!