Пасынки зинданов (Мир, которго нет)

Кувшинов Виктор Юрьевич

– Всем спасибо, до свиданья! – и как всегда, принялся врать. – А если серьезно, никуда он от вас не денется, сам завтра придет сюда – ему же без скрипки хана. А сейчас, дайте дорогу скрипачу, чтобы залечить пальцы.

Женя отволок слегка упирающегося и пребывающего под хорошей дозой музыкального наркотика Алекса подальше в коридор и вытащил его на изнанку. Там парень, хоть и не стопроцентно, но все же мог чуть-чуть подлечить пальцы. Заодно они стали искать пропавшую подружку. Парень объяснил, что они разговорились с несколькими местными учащимися, и те предложили попробовать свои силы в искусствах.

А что еще нужно, чтобы совратить от дела двух увлеченных людей? Вот и ринулись ребята гулять по академии, пока не добрались, каждый до своего лакомого кусочка.

Алекс показал своему астральному гиду место, где он расстался с Сашенькой, и они начали поиски заблудшей козы оттуда. Женя взял курс прямо через комнаты параллельно коридору, чтобы, не останавливаясь, тралить помещения. Они пролетали учебные аудитории, какие-то кабинеты, попался даже небольшой зал. Девушку они нашли, только описав полукруг по этажу, когда возвращались с другой стороны коридора. Она в совершенном одиночестве стояла в небольшой комнате за мольбертом, повернутым к окну, и смотрела на него оценивающим взглядом, машинально оттирая пальцы от следов краски небольшой тряпочкой.

Женя бесшумно высадил Алекса и проявился сам с изнанки у художницы за спиной. Нехорошо, конечно, подглядывать, но ему так хотелось посмотреть, что на этот раз придумала Саша. А рисковать, положившись на милость автора и оставив себя без просмотра, он не мог себе позволить. И правда, девушка, заметив, что кто-то заслонил свет, падающий из окна, интуитивно сделала движение, пытаясь закрыть картину спиной, но было уже поздно. Тем более, целых два кавалера смотрели такими просяще-щенячьими глазами, что она не удержалась и улыбнулась:

– Ладно, что с вами поделаешь? Картина еще сырая, но когда мне ее удастся дописать? Смотрите! – и отошла на пару шагов, замерев в ожидании комментариев.

– И что же здесь недорисовано? – удивленно воскликнул Женя спустя минуты две молчания, в течение которых они с Алексом топтались и толкались перед мольбертом, рассматривая полотно со всех углов.

Картина опять поражала своей необычностью. Почти все полотно занимал скол ледяной глыбы или айсберга. Прозрачная поверхность играла светом на вертикальных гранях льда, как бы отражая и преломляя солнечные лучи и добавляя им светлые голубые и розовые тона. Из глубины и откуда-то снизу проступала таинственная синева или зелень, и в ней можно было увидеть ускользающие контуры прекрасных белых дворцов, утопающих в легкой зелени садов, и даже людей перед ними. Но стоило отвести взгляд и видение исчезло. Женя отошел еще немного и опять начал угадывать в переливающихся гранях льда картину, но теперь она была другая. Дворцы уже казались белоснежными парусниками на фоне изумрудного моря, а вместо людей были птицы.

– Что за колдовство? – промычал Женька и, наконец, сумел оторвать взгляд от картины, путано забормотав. – По-моему, это уже перерисовано. То есть, я имел в виду… здесь сколько картин вообще-то?

– Не понравилось? – упавшим голосом шепнула Сашенька.

– Не понравилось? – переспросил Женя, не понимая. – Ты хоть знаешь, что рисуешь? Это же какой-то опиум для народа! Откуда на мою голову такие таланты? Рядом с вами чувствуешь себя полной бездарью. Мне, чтобы хоть немного понять и воспринять, что ты тут изобразила надо наверно час толкаться – дольше, чем ты рисовала. Она еще спрашивает: «Понравилось ли?» Да тут надо спрашивать: «Не сошел ли ты с ума от восторга, пока картину рассматривал?»

– Значит, понравилось? – уже повеселев, переспросила девушка несущего бредятину приятеля.

– А что, не видно, что я тут заговариваться стал? Если я скажу, что я в восторге – я не скажу ничего. Только прошу, не трогай ее больше! Здесь ни прибавить, ни убавить, без того чтобы испортить.

– А почем ты знаешь? – уже сияя от восторга, озорно спросила Саша. – Я автор. Может, я еще что-то хотела там изобразить?

– Нет! Не дам глумиться! Это уже не твое – пусть люди смотрят! Им от этого светлее на душе будет.

– Ну, Жека, ты совсем разошелся, – смеялась вовсю Сашенька. – Автору, его же картину не даешь посмотреть.

– Посмотреть можешь, но не более того!

– Кончай дурачиться! Сашенька устала и хочет есть, – встрял Алекс и заметил и ласково обняв девушку. – А картину и я не дам дописывать. Слишком опасно – один неверный мазок и все!

– Ладно, уговорили, собственники! Не успеешь написать, как уже не твое, – несмотря на обиженные слова, Сашенька светилась счастьем в объятиях восторженного Алекса.

Они вышли в коридор и довольно быстро нашли тех приятелей, которые снабдили девушку всем необходимым для творчества. После недолгих объяснений, новые восторженные поклонники Сашенькиного искусства приняли дар с заверениями, что картина будет выставлена в самом лучшем зале академии.

– Смотрите у меня! Я проверю! Не вздумайте ее куда-нибудь спрятать, – пригрозил Женя полушутя, полусерьезно.

– Хм, а кто ты такой, чтобы «у тебя» что-то там смотреть? – поймала его на слове Саша.

– Как кто? – возмущенно воскликнул старший приятель. – Самый ярый твой поклонник!

– Кстати, это надо отметить. Пошли в ресторан, у меня для вас тоже, между прочим, новость есть...

А теперь он покорно ждал, пока они дочитают. Что-то в этом было странное – они читали и кивали про себя, будто соглашаясь или узнавая текст.

– Вам что, знакома эта книга? – спросил Женя сразу, как только увидел, что они дошли до последней страницы.

– Не-ет, - как-то растянуто ответил Алекс и добавил задумчиво. – Но у меня странное ощущение, будто я согласен с каждым словом в ней. Да, именно так и должен быть устроен этот мир: без рабства, но и без особых поблажек пришедшим. То есть все, как в реальной жизни. Интересно, значит, и у нас была прошлая жизнь. Как же ее опять вспомнить? Ведь по книге получается, что наше подлинное «я» храниться где-то в кладовых мира, но как его оттуда достать?

– А не боишься? – настороженно спросил Женя. – Ведь тогда ты уже не будешь этим Алексом, что сейчас. То будет кто-то другой, кто лишь поиграл в твою жизнь, и будет вспоминать тебя, как одну из сотен страничек-жизней, прожитых в этом мире… А это,считай, означает твою смерть, именно твою, такого, какой ты есть сейчас.

Ребята притихли, задумавшись. Он не мешал им обдумывать ситуацию – понимал, что сам «родившись», в каком-то смысле убил Яна. Наконец, Сашенька нарушила молчание и медленно произнесла: