Патриот. Звезда морей
Шрифт:
Она протянула мне паспорт и ключ от комнаты, чуть коснувшись, якобы ненароком, краешками пальцев моей ладони, но я проигнорировал ее заигрывания. Нет, я не сноб, но знала бы она, каких женщин мне доводилось любить… совершенно не хотелось опускаться до банальностей, вроде случайных связей в провинциальном отеле.
— Спасибо, вы очень милы.
Я подхватил саквояж и поднялся по лестнице на один пролет. Номер оказался тесным и скудно обставленным, но все, что мне требовалось — это кровать. Я поставил саквояж на табурет и, не раздеваясь, рухнул на постель.
Отдохнув несколько минут, я
Фру Марта покинула свой наблюдательный пост и, хотя, наверняка, слышала скрип ступеней, когда я спустился по лестнице, не соизволила выглянуть из своей комнаты, судя по всему, слегка обидевшись на мою предыдущую нелюбезность. Тем лучше.
Одет я был по-летнему легко: брюки, хлопчатая сорочка и двубортный пиджак, скрывающий оружие. На ногах — туфли, — не модные, но удобные и практичные. В общем, я не слишком выделялся из общей массы горожан. Разве что бауэры, приехавшие на городской рынок, щеголяли кто в косоворотках, подпоясанных цветными поясами, и лаптях, — в таких одеяниях чаще хаживали в центральной и восточной частях страны, а кто — в ледерхозенах*, гетрах, сюртуках и шляпах с волосяными щетками — традиционных облачениях юго-запада Руссо-Пруссии.
*Кожаные штаны или шорты (нем.)
Саквояж с вещами я оставил в номере, припрятав среди белья «дырокол». С собой же взял лишь револьвер и нож, а так же на всякий случай сунул в карман шприц и ампулу, содержащую некий особый химический раствор, некогда изобретенный моим старым знакомым доктором без диплома Блюмбергом.
Мой план был прост: первым делом я хотел посетить адресное бюро, и если требуемый мне гражданин был официально зарегистрирован где-либо в округе, то, зная дотошность имперских бюрократов, узнать его точный адрес не представлялось трудным дело.
Таксомоторов поблизости не наблюдалось, поэтому я взял извозчика. Прогресс — прогрессом, но лошадям тоже хочется кушать.
Адресное бюро находилось под одной крышей с Бюро сезонных рабочих. Не знаю, когда у них сезон, но точно не сейчас — в холле не было ни единого просителя.
Служащий бюро, как и ожидалось, был типичным представителем одного из типов низшего чиновничьего звена: этот был из категории коротающих месяцы в ожидании выхода на пенсию и старости в небольшом достатке. Я быстро оценил его поношенный костюм, бледную кожу и выражение брезгливой усталости от жизни на округлом лице.
— Изволите принимать просителей адресного бюро? — обратился я к канцеляристу.
— Прошения кидайте в ящик, личный прием не ведется, я занят — отрезал он, демонстративно раскрывая толстый журнал записей.
— Секретное дело государственной важности! — я постарался сделать как можно более строгое лицо.
Служака с сомнением посмотрел на меня и произнес отработанным тоном, подразумевающим, что он всегда готов помочь государевым служащим, но в то же время оставляющим ему пространство для возможности в любой момент отправить меня восвояси или даже кликнуть полицию:
— Документы.
Я поразился точности этой определенно отработанной годами службы интонации и даже мысленно ему зааплодировал. С таким человеком надо выверять свои слова, чтобы получить желаемое.
— Предъявить не могу. Дело слишком секретное. Я, конечно, могу обратиться по официальным каналам через ваше руководство. Но потеряю время, кроме того, дело получит ненужную огласку. Информация нужна немедленно и в условиях строжайшей секретности.
Я прекрасно понимал, что умудренный опытом служащий слышал и не такие байки, но эти слова были лишь вступлением, словесной игрой для перехода к главной части действия. Как я и ожидал, чиновник принял игру и ответил:
— Не наделен полномочиями решать такие вопросы. Направляйтесь к начальнику. Я ничем помочь не могу.
Неопытный проситель тут бы и ушел ни с чем, но я имел опыт общения с крючкотворцами и знал, что это всего лишь приглашение к дальнейшим действиям.
— Возможно, Ярослав Мудрый поможет принять более взвешенное решение? — я достал сложенную вчетверо купюру в десять имперских марок с изображением древнего русского правителя и легким движением положил ее со своей стороны стола.
Чиновник медленно оглядел меня, совершенно не замечая денег, также медленно открыл рот и, как будто наслаждаясь мучительной паузой, произнес:
— В известном трактате об истории Руссо-Прусского государства утверждается, что генерал Николай Николаевич Муравьёв-Амурский был очень умным человеком, не глупее Ярослава Мудрого.
Дело было сделано. Мой бумажник взамен одной купюры в двадцать пять имперских марок с профилем основателя Хабаровска пополнился листком с адресами всех Будниковых, зарегистрированных в городских книгах. Их оказалось не слишком много — пять человек, двоих из которых я сразу вычеркнул — слишком юны — пяти и семи лет от роду. Оставалось трое, проверить которых легко можно было за несколько часов. Но вот есть ли среди них тот самый, на которого указал профессор, я не знал.
Город жил своей жизнью, и я с удовольствием и интересом смотрел по сторонам, пока очередной извозчик вез меня по первому из адресов. Все же провинция и столица — это две большие разницы. Тем более провинция столь сильно продвинутая в индустриальном плане, но в остальном… все здесь выглядело так, как было сто, а может, и двести лет назад. Жизнь текла неспешно, никто никуда не торопился, словно все вокруг собирались жить вечно. Прогресс, хоть и добрался сюда в виде мехвагенов и некоторых иных новшеств, но не преобладал, и многие вещи, к которым я уже давно привык и не замечал, выглядели в Черноснежинске несколько чужеродно.
Ни одного иномирянина, кстати, я не заметил. То ли их здесь вообще не было, то ли они старались не появляться в общественных местах, опасаясь вызвать недовольство местных весьма консервативных обитателей. Если даже в Фридрихсграде до сих пор ксенофобские взгляды доминировали в общественных умах, особенно в бедных кварталах, то уж в провинции они являлись градообразующими…
Первый Будников, судя по записям, служил инженером в конструкторском бюро и снимал три комнаты в доходном доме господина Штраусса. Я отпустил извозчика, щедро оплатив поездку, и постучал в массивную дверь, украшенную замысловатой резьбой.