Паутина 1953

1.

– Встать! Суд идёт! – громогласно провозгласила секретарь.

Несмотря на то, что актовый зал был переполнен, присутствующие привычно выполнили эту короткую, но ёмкую команду, подчёркивая своё уважение к законной власти. Встал и Василий: скамья подсудимых – не то место, где стоит долго засиживаться. Судья окинул испытующим взором забитое до отказа просторное помещение – казённое, а потому мрачновато-тёмное и неуютное. Выдержав паузу, он позволил всем садиться, после чего обратился к материалам следствия:

– Слушается дело о растрате государственных средств, о преступном сговоре

Служитель фемиды продолжал зачитывать многочисленные бумаги из объёмистой канцелярской папки, а Василий задумался о своём: «Как же так вышло, что он – умный образованный человек – не смог понять, прочувствовать до конца недвусмысленное веяние времени? Сделал что-то не так, оступился. А теперь – приговор, срок, зона… в общем, крушение всех надежд.»

И главное, случилось это в тот самый момент, когда ушёл из жизни он – вершитель судеб, хозяин страны, безжалостный палач для одних и… непререкаемый авторитет, обожаемый кумир для подавляющего большинства советских людей, бог и дьявол в одном лице – великий Сталин!

Шёл тысяча девятьсот пятьдесят третий год, и смерть Великого Вождя всех времён и народов (именно так его тогда называли) позволяла надеяться на лучшее. Хотелось верить, что всё изменится: улетучится, наконец, этот всеобъемлющий парализующий страх, исчезнет тревожное чувство, будто ежедневно и ежечасно ты ходишь по острию ножа и рискуешь свалиться в пропасть…

Да, свершилось неизбежное. Ушёл в небытие несгибаемый колосс, человечище. Однако слишком многие видели в нём кровавого монстра – паука, который держал в руках бесчисленные нити, ведущие к центрам управления великой державой, а кроме того… напрямую к сердцу каждого советского человека.

Нет, это немыслимо, недоступно пониманию непосвящённых, но… люди его любили. Не все, конечно. В отличие от сослуживцев Василий почти осязал липкие узлы той незримой дьявольской сети, которая за годы правления Отца Народов успела опутать огромную страну и… сделать её непобедимой!

Не так давно отгремели послевоенные салюты, жизнь стала налаживаться. Только… вернувшимся с фронта победителям мешало чувство несвободы, осознание того, что каждый советский человек – далёкий или близкий, сосед или случайный знакомый – все они находились под неусыпным оком могущественного НКВД. Да, многое знал и понимал Василий, многое видел, но… попался, влип и запутался окончательно. Обидно...

Родился герой нашего повествования в конце девятнадцатого века. Ещё до революции окончил реальное училище (сейчас это можно приравнять к техникуму), хорошо помнил царскую Россию и мог более-менее объективно сопоставлять, сравнивать те времена с советскими. А ещё умел он, будто сторонний наблюдатель анализировать видимые события, отличать пропагандистскую шелуху от объективной реальности.

В начале тридцатых годов Василий вдруг с ужасом понял, что рядом происходит ужасное: начали пропадать люди. Запомнился один случай. Дело было в его родном городке Дебальцево в Донбассе. Однажды тёплым летним вечером соседи привычно отдыхали, сидя на широкой скамейке, специально для этого вкопанной гостеприимным хозяином под окнами старого одноэтажного дома. Обсуждали дела насущные, кто-то читал газету. На первой полосе красовалась фотография товарища Сталина с тремя девушками-колхозницами – весёлыми хохотушками, победителями одного из многочисленных социалистических соревнований, коих в те времена было великое множество.

– Да уж! – шутливо заметил во всеуслышание седовласый пожилой мужчина. – Если вот меня, допустим, снять с такими красавицами, да пропечатать фото в многотиражке, да показать людям, то ей-богу помолодел бы лет на десять!

Собственно, как можно было придраться к его словам? Что за «жуткая крамола» содержалась в этой полушутливой фразе? Недостаточное уважение к Вождю? Злобная насмешка? Желание унизить главу государства? Да ни в коем разе! Но времена были суровые, «компетентные органы» не дремали и… Трудно сказать, кто донёс на бездумного пустомелю? Только прогрохотал в предрассветной мгле по пустынной улице «чёрный воронок», притормозил ненадолго, и всё – больше никто никогда не видел пропавшего без вести недалёкого болтуна…

Анализируя подобные происшествия, которые всё чаще стали происходить в его тихом провинциальном городке, Василий вдруг осознал, почувствовал, понял, что жить по-прежнему в новой, насыщенной подозрениями и доносами реальности – значит погубить себя и свою семью. Поэтому он окончательно и бесповоротно закрыл рот на замок. Нигде – даже дома, даже в постели с женой глава семейства не позволял себе говорить о том, что могло бы бросить тень на его незапятнанную репутацию законопослушного гражданина. Имя Сталина он вообще исключил из своего лексикона и строго-настрого запретил домашним вести беседы на политические темы. Но вот – поди ж ты – расслабился, не уберёгся...

Из партии Василия исключили неделю назад. Его привезли на партсобрание всё в том же «чёрном воронке» – спецмашине для рейдов милиции и перевозки заключённых. Кроме охраны вместе с ним были ещё двое – начальник и главный инженер молодечненского участка белорусской железной дороги, теперь уже бывшие. Когда всех троих вели по коридору, то попадавшиеся навстречу сослуживцы опускали глаза, делая вид, что ничего страшного не происходит, что всё в порядке вещей.

Парторг – старинный друг семьи, с которым Василий не раз сиживал за столом, отмечая дни рождения и советские праздники – этот лицемер не удосужился хоть как-то ободрить приятеля, выразить своё сочувствие. А ведь он присутствовал на том злополучном банкете, из-за которого всё случилось. И не просто заглянул на минутку, но ел, пил, поднимал тосты за годовщину Советской власти, за железнодорожников, за их сплочённый коллектив, одержавший заслуженную победу в социалистическом соревновании...

А вот теперь, будучи председателем собрания коммунистов, этот высокоидейный и до приторности принципиальный партийный функционер спокойно и непринуждённо зачитал постановление об аресте начальника железнодорожного узла, главного инженера и… своего друга главбуха Василия.

Да, они с парторгом дружили когда-то, но любая попытка оправдать снятых с должностей руководителей означала измену Родине со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так уж было заведено. Арестованный – пусть и не осуждённый пока человек – становился вроде прокажённого, прикоснувшись к которому, легко можно было измазаться грязью, заразиться его страшной болезнью и… разделить его незавидную участь.