Паутина игры
Шрифт:
— Мы разговаривали, и ничего больше.
Она откинула со лба выбившиеся пряди.
— Правда?
— Конечно. Неужели ты так плохо меня знаешь, что сомневаешься в моих словах?
Облегчение, которое взяло верх над сдержанностью, озарило ее лицо и сказало ему больше любых слов. Почти обычным голосом она произнесла:
— Кев и Сейвин уже несколько дней назад заподозрили, что вы общаетесь, но не решались высказать свои догадки вслух. Ведь это очень серьезное обвинение, — она покачала головой. — У меня были все основания доверять Эйзе. Несколько лет назад она разоблачила намерение Бавии
Ему не верилось. Эйза использовала его! Хотя охранница казалась ему колючей, он надеялся, что она поможет ему бежать. И ей как будто нравилось болтать с ним. В обществе сдержанных калани Вьясы (а по вечерам — его еще более сдержанной жены) он истосковался по непринужденному общению. В конце концов он сказал:
— Клятва калани обрекает на одиночество.
Она вглядывалась в его лицо.
— Я думала… ты казался счастливым.
— Иногда так и было. — Ему хотелось обнять ее, сказать, как дороги ему их ночи, однако он удержался, памятуя о ее холодной натуре. — Но затворничество, ограничения… к ним я никогда не привыкну.
Она глубоко вздохнула, всколыхнув прядь, вившуюся у ее щеки.
— Джеремия, я понимаю. Но если ты не в силах соблюдать Клятву, тебе нельзя будет жить в Калании, играть в Игру с остальными. Тебя придется перевести в изолированные апартаменты. Любое воздействие со стороны меняет твои построения. Как калани ты властвуешь над костями. Все, что воздействует на тебя, воздействует на Игру, а тем самым на Вьясу.
Он помотал головой.
— Я просто не могу понять, каким образом мои разговоры с Эйзой повлияют на порядок вещей.
— Потому-то она и нацелилась на тебя.
Халь коснулась его плеча. Но тут же к ней вернулась сдержанность, и она отдернула руку, вновь воздвигнув невидимую стену, которая разделяла их почти всегда.
— Эйза никогда не посмела бы заговорить с коубейским калани, — продолжала Халь. — Она выбрала единственного, кто был уязвим. Она нарочно внушила тебе, будто мы не умеем пользоваться новыми компьютерами. И все это через твои кости оказалось в Игре Калании, а затем в моей, и поступило дальше в общую «паутину». Ее построения были очень пригашенными, но повторения Снаружи сильно их преувеличили. — Она помолчала. — А еще Эйза выведала у тебя информацию, например, о сколианцах. Все это предательница передала Бавии, обеспечив ей преимущество над Вьясой.
Он только помотал головой, словно получив удар в солнечное сплетение.
Халь сказала тихо:
— Я боялась, что ты решил навредить Вьясе, чтобы нанести удар мне.
— Зачем? — Он был удивлен. — Ведь я же не получил бы свободы.
— Да. Но ты отомстил бы.
Ему стало неуютно при мысли, что, по ее мнению, он способен действовать, подчиняясь злобе. Он всегда руководствовался простейшим принципом — не причинять вреда другим. Это не всегда получалось, да и его побуждения бывали недостаточно ясными, однако он старался следовать ему, как мог.
— Я бы никогда не причинил вреда моей жене. Или Вьясе. Люди здесь ничего плохого мне не делали. Я бы стал нравиться себе еще меньше, причини я им какое-нибудь зло.
Она как будто смягчилась.
— Если бы
— Я часто жалею, что родился таким, — сказал он с горечью.
— Со временем ты свыкнешься с нашими обычаями.
— Каким образом? — он различил у себя в голосе предательскую тоску. — Как может кто-нибудь свыкнуться с полной изоляцией?
Взгляни на Хевтара. Разве это жизнь для четырнадцатилетнего мальчика?
Халь вся подобралась.
— Хевтар несчастен? Ты замечал что-нибудь?
— Да нет. — Ее растерянность удивила его. — Он выглядит вполне довольным. Пока не видит меня, — сухо добавил Джеремия.
Халь вздохнула.
— Не суди его слишком строго. Он ведь предан своему отцу. Со временем он преодолеет свое предубеждение против тебя.
Джеремия не понял, почему Хевтар видит в нем угрозу для своего отца. В Игре никто не мог сравниться с Кевом, и уж тем более новичок.
— Когда я вижу Кева и Хевтара вместе, то чувствую, как мне не хватает моих родных.
На лице женщины появилось странное выражение, словно чужак вынуждал ее принять решение, которого она предпочла бы избежать.
— В чем дело? — спросил он.
Она откинула волосы со лба, затем отошла к письменому столу и нажала на панель. Из выдвинувшегося ящика она вынула серебряный диск.
— Он прибыл в звездопорт восемь дней назад. Директор Дала переслала его мне.
У Джеремии заколотилось сердце. Не думая о том, как может отнестись к его движению жена, он подбежал к столу и потянулся за диском.
Халь отвела свою руку.
— Твоя Клятва!
Его охватило неистовое желание услышать то, что было на диске. Кто его послал? Его родные? Может, ему удастся вырвать диск? Конечно, она выше и сильнее, но у него есть преимущество в быстроте.
«Остынь!» — приказал он себе. Тут же явятся стражницы и свалят его с ног. А что тогда? Он предпочел вариант, который не настраивал Халь против него.
— Но зачем тогда ты показала его мне?
— Трудно решить, как следует поступить, — сказала она, поколебавшись.
— Если я его прослушаю, это никак не подействует на мои построения. Все равно мое желание вернуться домой запечатлено в каждой сыгранной мной партии.
К его удивлению, она не стала возражать.
— Знаю. Я стараюсь это приглушать, но полностью изъять то, что ты чувствуешь, не могу. И твое желание известно во всех Двенадцати Цитаделях.
— И в результате ослабляет твою Цитадель?
— В результате на Вьясу падает тень варварства, — призналась она и развела руками. — Мы живем в новом веке, и существуют определенные юридические и общественные правила, ограничивающие поиски мужей. Даже Директоры должны считаться с определенными условностями. Я понимала, что подвергнусь осуждению за то, что не оставила тебе выбора. И это случилось. Но ты был мне настолько нужен, что я не посчиталась с мнением других. — Явно смущенно она добавила: — Однако я убедилась… ну, мне кажется, многие наши женщины втайне хотели бы возвращения тех дней, когда женщина-воин могла умыкнуть того, кого выбрала в мужья. Они видят во мне древнюю царицу-воина, а в тебе — пленного принца. И это словно бы укрепило мою репутацию. Люди считают случившееся… ну… легендарным.