Паутина любви
Шрифт:
Разобрав свои вещи, я умылась, надела темное платье и села перед зеркалом причесаться. Зеркалу было лет двести, и оно потускнело от времени. Лицо, которое смотрело на меня, казалось мне чужим. «Что со мной происходит? — спросила я себя. — Мне повсюду видится зло. Надо выкинуть из головы все эти страсти». Но у меня в памяти всплыло озверевшее лицо Эльзиного дружка.
Матильда Льюит казалась мне доброй женщиной, старый дом содержался в порядке. Но таким же старым был и наш дом в. Кэддингтоне, мой родной дом. Но там прошлое не давило на меня. Мои милые родители
— Ах, Ви, — восторженно воскликнула она, — как все восхитительно, не правда ли?
— Да, дорогая, — согласилась я.
Служанка пригласила нас сойти вниз. Ее звали Мертл. Черноглазая, с темными волосами, она была похожа на испанку. Она сказала, что ее сестра Тесс тоже работает в доме. Она говорила с сильным корнуоллским акцентом, который придавал ее речи мелодичность и некоторую неразборчивость.
— Если вам что-нибудь понадобится, позовите меня или Тесс, — сказала она.
Мы поблагодарили ее. При этом от меня не ускользнуло, что ее живые глазки задержались на Дорабелле, тогда как я удостоилась лишь беглого взгляда.
Мы спустились по лестнице, прошли по коридору и опять спустились по лестнице.
— Это комната для вечерних приемов. Вас уже ждет миссис Льюит, — сказала Мертл. Она открыла нам дверь, и мы вошли.
Матильда Льюит поднялась нам навстречу. Я увидела довольно пожилого человека, сидящего в кресле, и поняла, что это отец Дермота. Должно быть, Дермот родился, когда его отец находился уже в летах: Я заметила, что одна нога у него забинтована.
Дермот, улыбаясь, направился к нам.
— Входите, входите, — пригласила нас миссис Льюит. — Джеймс… — она повернулась к старику в кресле, — познакомьтесь с этими юными леди.
Когда мы подошли к креслу, я увидела, что старику далеко за шестьдесят. В его остром и живом взгляде с хитрой усмешкой мне почувствовалось скрытое озорство, подбородок у него слегка подрагивал, как будто он боялся рассмеяться.
Дермот встал между нами и, взяв нас под руки, представил отцу:
— Папа, это Виолетта, а это Дорабелла.
Старик мельком взглянул на меня и уставился на Дорабеллу.
— Дорогие мои, — сказал он весьма мелодичным голосом, — вы должны простить меня за то, что я не встаю. Проклятая подагра. Иногда она совсем лишает меня сил.
— Вы так добры, что пригласили нас сюда, — сказала Дорабелла. — Нам здесь очень нравится.
Старик посмотрел на меня.
— Если не ошибаюсь, вы двойняшки, — сказал он. — Это очень интересно. Вы должны мне рассказать о себе… как-нибудь.
Матильда Льюит пригласила нас занять кресла:
— Пожалуйста, скажите, что вы будете пить. Дорабелла, вы садитесь сюда, рядом с мистером Трегарлендом, а вы, Виолетта, — сюда.
В это время в комнату вошли наши родители.
— Как хорошо, что прислали за нами эту милую служанку, — сказала мама, — иначе бы мы заблудились.
Я наблюдала за процедурой знакомства, стараясь уловить, как мистер Трегарленд отнесется к моим родителям.
Когда мы все расселись, нам подали напитки. Начался разговор самого общего характера, какой бывает между людьми, которые встретились впервые. Мы обсудили, чем отличается Хэмпшир от Корнуолла, поговорили о том, как мы доехали, и о том, что происходит в нашей стране. Тем временем я наблюдала за мистером Трегарлендом и миссис Льюит, пытаясь определить, что они думают о нас: действительно ли они рады появлению Дорабеллы в их доме или только стараются показать это.
Затем появился Гордон Льюит. Я, конечно же, сразу поняла, что это именно Гордон Льюит, по тому, как Дермот описал его раньше, но увидеть такого мужчину не была готова. Это был высокий брюнет, широкоплечий, ростом явно больше шести футов — отчего он выглядел несколько высокомерно.
— Гордон, дорогой, — Матильда Льюит встала, при этом сын слегка прикоснулся губами к ее щеке. — Это наши гости.
Он поздоровался за руку сначала с моим отцом, потом с мамой.
Матильда представила нас:
— А это двойняшки — Виолетта и Дорабелла. Когда Гордон пожимал нам руки, я почувствовала, что ладонь у него сухая и теплая.
— Мы рады видеть вас здесь, — сказал он, и я подумала: «Не звучит ли это „мы“ на королевский манер, не слишком ли он заносчив?» Всем своим видом он показывал, что совершенно равнодушен к нашему присутствию.
— Сейчас подадут ужин, — сказала Матильда, и я поняла, что ждали лишь появления Гордона.
— Ну, давайте же перейдем в столовую, — предложил он.
Я заметила, что он не спускает глаз с Дорабеллы, и она явно это чувствовала. Ей льстило его внимание, а мне казалось, что дело вовсе не в ее обаянии, а в том, что он думал, насколько важен для всей семьи ее приезд в этот дом.
В столовой Дорабелле предложили место между Дермотом и его отцом. Моим соседом оказался Гордон Льюит, по другую сторону от него сидела моя мама. Сидя рядом с ним, я не могла не обратить внимания на его сильные руки, и вообще, от него исходила энергия. Какую же роль играет он в жизни этого дома? Матильда Льюит считалась членом семьи и приходилась дальней родственницей Трегарлендам. Зная это, Гордон Льюит должен был попытаться каким-то образом утвердить свое положение в доме. И каково же было его положение? Сын экономки! Однако он управлял имением — вместе с Дермотом. Постороннему могло показаться, что он здесь хозяин.
Соблюдая правила приличия, Гордон поговорил с моей мамой, потом со мной, желая узнать подробнее о Кэддингтоне и о нашем имении.
Я ответила ему, что все имения кажутся мне похожими друг на друга.
— Возможно, так оно и есть. Но везде по-разному, — возразил Гордон. — В одном месте сильный дождь — стихийное бедствие, а в другом он может стать благодатью. Здесь у нас нередки ураганы.
— А ваше поместье, наверное, большое? — спросила я.
— Как вам сказать. Здесь оно может считаться большим. Оно тянется в глубь полуострова, но оттого, что море близко, возникают определенные сложности.