Паутина любви
Шрифт:
— А теперь спать, — сказала она. — Завтра трудный день.
Дорабелла ушла, но я не сразу заснула. Я все думала о ней и не могла избавиться от смутного беспокойства.
Все шло по плану. Дорабелла и Дермот обвенчались. Церковь ломилась от народу: здесь были не только друзья и родственники, но также слуги и люди из деревни.
Дорабелла прошла по проходу между рядами к алтарю под руку с отцом, а обратно вернулась под руку с Дермотом. Все говорили друг другу, что она чрезвычайно красива и вся светится от счастья.
Праздник продолжался весь день:
Из семьи Дермота на свадьбе никого не было. Его отец схватил сильную простуду, и Матильда Льюит не могла оставить его без присмотра. Гордон Льюит знал, что мы простим его отсутствие: не мог же он покинуть имение в такое время, когда его работники думали только о том, как отпраздновать Рождество в кругу своей семьи. Эти обстоятельства обсуждались на кухне с миссис Миллз, и она не могла не посчитать их за плохое предзнаменование, тем более, что жених и невеста спали накануне свадьбы под одной крышей.
Однако никого, кроме нее, не беспокоили никакие сомнения. Невеста и жених казались поистине влюбленными друг в друга, я не улавливала в Дорабелле и тени растерянности.
Все будет хорошо, сказала я себе. Я буду часто приезжать к ним в Корнуолл. И, может быть, снова встречусь с Джоуэном Джермином.
Все будет хорошо.
Я выпила шампанского. Мой отец произнес речь. Дермот произнес ответный тост.
На следующий день новобрачные отправились в Венецию.
Я поняла, как одиноко мне будет без сестры. Дорабелла была права, говоря о связи между нами. Мне нравилось быть ей опорой. Мне нравилось, что она списывает с меня решение задачек. Я знала, что моя жизнь будет другой в разлуке с ней. Я чувствовала пустоту и одиночество.
Дермот и Дорабелла вернулись домой после трехнедельного пребывания в Италии. Сестра писала мне о том, как удивительно они провели там время. Дорабелла часто писала мне, и ее письма говорили о том, что в семье Трегарлендов ей живется неплохо.
Прошел сильный снегопад, стояла холодная погода, и мама простудилась. Она редко болела, но, если с ней это случалось, я ухаживала за ней. Если бы не это несчастье, я бы съездила в Корнуолл.
Мама сказала:
— Наверное, будет лучше, если Дорабелла устроится там сама. Там для нее все так ново, она будет какое-то время тосковать по родному дому. Пусть она пообвыкнется там, а весной мы приедем к ним.
Узнав, что мама нездорова, к нам приехал Эдвард. Он сообщил нам о своей предстоящей женитьбе, намеченной на март.
— Это многое упростит, — сказал он. — Гретхен намеревается навестить семью. Честно говоря, мне так не хочется, чтобы она ехала в Германию. Если бы мы поженились, то она стала бы англичанкой, и тогда ничто бы ей не угрожало.
— У них там больше не творится ничего такого? — спросила я.
Эдвард отрицательно покачал головой.
— Кажется, нет, — сказал он. — Но тот воинственный тип все еще ошивается там, и мне это не нравится.
— Да, понимаю, — согласилась мама. Когда Эдвард ушел, мама заговорила о нем:
— Не сомневаюсь, что он любит Гретхен, но не женится ли он на ней только из сочувствия?
— А что в этом плохого? — спросила я.
— Этого недостаточно.
— Он стал неравнодушен к ней после той истории в замке.
— Хотелось бы надеяться, что все будет хорошо. Я всегда видела в Эдварде большого ребенка.
— Я знаю. Мама, ты поправишься и будешь у него на свадьбе.
— Да, я непременно поеду к ним.
И она поехала в Маршландз, несмотря на то, что все еще стояли холода. О свадьбе позаботились наши дедушка и бабушка Гринхэмы. «Что бы сказала миссис Миллз о свадьбе, которую празднуют в доме жениха, а не невесты, как это принято?» — подумалось мне.
Свадьба была чудесной. Гретхен выглядела радостной и счастливой, и все же ее не оставляли заботы о семье, хотя плохих известий оттуда не поступало.
Мы с родителями и бабушкой Белиндой вернулись в Кэддингтон. Я сразу заметила, что у мамы уставший и больной вид. Я предложила ей пойти к себе и лечь в постель и пообещала, что приду к ней поужинать.
Когда я пришла к ней, она сказала, что ей стало получше, и мы снова заговорили об Эдварде.
— Мне непривычно думать о том, что он теперь — женатый мужчина, — сказала мама. — Когда я впервые увидела его, он был совсем маленьким, он лежал в колясочке в палисаднике у дома Плэнтенов.
— Кто такие Плэнтены?
— Они были его приемными родителями. Они взяли его к себе на воспитание потому, что не могли иметь своих детей. Мадам Плэнтен родила мертвого ребенка. Она долго горевала — пока у нее не появился Эдвард.
— А что случилось с настоящими родителями Эдварда?
— Я думаю, что рано или поздно ты бы узнала об этом, — сказала мама. — Его прапрадед говорил, что нельзя нарушать обет молчания. Но это время прошло. — Матушка помолчала и продолжила. — Это только для тебя. Не говори об этом никому, особенно Дорабелле. Она не умеет хранить секретов. Жан Паскаль Бурдон был прапрадедом Эдварда. Он все это и устроил. Это был умнейший человек, он знал, как устраивать всякие дела. Это случилось, когда Анабелинда, дочь твоей бабушки Белинды, а значит, сестра твоего отца…
— Тетя Анабелинда?.. Что ты хочешь сказать о ней? Она умерла при загадочных обстоятельствах.
— Не будем говорить об этом. Я хотела сказать, что, когда мы с ней учились в пансионе за границей, она полюбила молодого человека. Он был немец. В результате их любви на свет появился Эдвард. Анабелинда была тогда школьницей, мы с ней учились в Бельгии. Жан Паскаль договорился с мадам Плэнтен, что она возьмет ребенка на воспитание. Она жила рядом со школой. Я встретила ее однажды с детской коляской и увидела там малыша. Тогда я не знала, что это ребенок Анабелинды. Я узнала об этом случайно, и они были вынуждены посвятить меня в их тайны. Потом началась война. В коттедж Плэнтенов попала бомба, и они погибли. Я пришла туда и нашла в саду коляску с ребенком. Я привезла Эдварда сюда, но никому не говорила об обстоятельствах его рождения.