Паутина лжи
Шрифт:
– С этим щенком? – недобро усмехается Дан. – Очень интересно…
– О боже…, – начинаю вспоминать всё произошедшее.
Звонок Галины, надрывный плач Машеньки, квартира, деньги, пустой тёмный дом.
– Боже, Дан, как я оказалась здесь? – хватаю мужа за руку.
– Я тебя на лавочке нашёл, около дома. Что, твой хахаль не смог тебя даже до квартиры дотащить?
– Подожди… Как возле дома? А сумка? Где моя сумка? – кричу, в панике оглядываясь.
– Не было с тобой никакой сумки, – рявкает муж. – Там было ценное что-то?
–
До меня начинает доходить масштаб произошедшей катастрофы.
– Господи, этого не может быть…
В неверии трясу головой, потому что никак не могу осознать, насколько ужасно всё произошедшее. Слёзы рвутся из глаз, истерика накрывает.
– Он не мог так поступить, Дан… Как же он мог, – беспомощно хватаюсь за горло, задыхаюсь от подступающей паники и слёз. – Боже, что мне делать теперь. Как же так… Как же можно так…
– Тихо, – лицо Дана меняется, – тихо, успокойся.
Он пытается меня прижать к себе, но я вырываюсь.
– Нет! Нет! Я не могу сидеть здесь. Мне нужно забрать Машеньку. Она же погибнет там, Дан, как ты не понимаешь. Господи! – захожусь в рыданиях, – А деньги, где я теперь возьму деньги? Дан! Дан! Он же меня обокрал! Я же квартиру мамину продала, чтобы отдать Галине за ребёнка, а теперь… Боже! – рыдаю, беспомощно сгибаясь пополам.
Только сейчас до меня доходит весь ужас, вся моя глупость и осознание, чего мне теперь будут стоить моя доверчивость.
– Юля, – ловит меня муж в объятия, – тише. Надо успокоиться. Всё, всё, всё!
– Дан, какая же я дура! Я же поверила ему. Господи, за что он так, а? Как же можно так…
– Тише, Юля, тише, – гладит муж меня по голове. – Ты ни в чём не виновата.
– Виновата. Я очень виновата, – захожусь в рыданиях.
– Нет, моя хорошая. Это я один во всём виноват. Прости меня. Прости… Ты не виновата.
Дан просит прощения снова и снова, я не понимаю, за что и почему. Я уже вообще ничего не понимаю. Целует меня в волосы, я замираю в его руках бессильной обескрыленной птичкой. Понимаю, что больше не могу трепыхаться. Чем больше я стараюсь, тем больше запутываюсь в липкую паутину лжи и предательства. Я не могу… Я так устала…
– Он меня обманул…, – шепчу обречённо. – Как он мог, Дан? Он же знал…
– Тише, моя хорошая, тише…, – он гладит меня по голове. – Тише. Я всё решу, не плачь. Тише.
Всё. Замираю в его руках безразлично. Я дошла до края.
Я была уверена, что уже была на дне боли и разочарования.
Ошибалась. Там я оказалась только сейчас. На самом глубоком дне выгребной ямы, откуда, мне кажется, я уже не выберусь. Так плохо, больно, обидно мне не было ещё никогда.
Сколько человек может выдержать ударов судьбы? Я не знаю, но мой запас прочности явно исчерпан.
Чтобы совсем не сойти с ума, я хватаюсь за монотонный голос мужа. Он продолжает говорить, что-то ласковое, успокаивающее, поглаживает меня по голове, спине, и прижимает так трепетно и крепко… Как будто между нами всё как раньше…
Но это не так. На самом деле между нами пропасть.
Дан начинает задавать вопросы. Я отвечаю. Про Славу, квартиру, Галю, Машеньку.
С каждым моим ответом я чувствую, как сильнее напрягаются мышцы на его руках, каменеет тело.
А мне становится всё противнее от себя самой. Конечно, это же было очевидно с самого начала. Зачем этому молодому перспективному парню такая тётка как я? Вот и ответ.
– Теперь ты можешь меня ненавидеть тоже, – произношу вяло. – Я чуть тебе не изменила, я так и не спасла малышку, и теперь у меня нет ни квартиры, ни денег… У меня вообще больше ничего нет.
– Есть, – уверенно говорит Дан, прижимая меня к груди. – У тебя есть я. Я тебя очень люблю, Юль, хоть ты, видимо, в это не веришь. И я, правда, во многом виноват. Эта проклятая жизнь нас обоих подкосила. Прости, я не выстоял, не просчитал, не защитил. Но я постараюсь всё исправить…
Глава 17.
Юлька спит…
А я сижу на полу около кровати и на неё любуюсь. Хотя… любоваться особенно нечем.
От моей прекрасной, ещё недавно цветущей жены осталась только бледная тень. Похудела, щёки впали, скулы обострились, синяки под уставшими глазами.
Но любим-то мы не за это. Для меня она всё равно красивая. Родная…
Я же знаю каждый сантиметр её тела, и никуда не делась её родинка чуть ниже ушка, её веснушки, её запах… И сердце всё так же щемит от нежности к этой женщине… Вросла она куда-то глубоко в нервную ткань, и как без неё теперь? Как представлю, что Юльки не станет в моей жизни, хоть в петлю лезь!
Вчера я чуть реально крышей не потёк, пока искал её по всему городу. А потом этот чёртов морг...
Это словами не описать... Я помню, как забирал мёртвую дочку из роддома. Думал, самое страшное пережил тогда, но когда передо мной выкатили тело, накрытое простыней...
Сглатываю, потому что ядовитая горечь подкатывает даже сейчас. Такого липкого страха и отчаяния я не знал до того момента...
А когда открыли простыню...
Тело было обезображено настолько, что я далеко не сразу понял, что передо мной не жена. Вот как раз по тем родным приметам и выяснил, что пронесло, и будет ещё у нас шанс... Но те жуткие несколько минут я не забуду никогда...
Убираю Юльке за ушко прядь волос, беру её ладонь, утыкаюсь в неё лицом, дышу. Моя, родная... Побитая, помятая, но моя... И только с ней я чувствую себя дома.
Конечно, многого мне отчаянно не хватает. Например, Юлькиной открытой, тёплой улыбки. Стёрлась она с её лица. А ещё взгляд. Он совсем потух, и как зажечь снова мою девочку, я не знаю.