Паутина тьмы
Шрифт:
Итак, они поженились, и империя успокоилась, пытаясь извлечь максимум выгоды из сложившейся ситуации. Однако, к своему неудовольствию, Эфрель вскоре обнаружила, что, хотя она и покорила ложе Мариля, трон она не получила. Мариль был человеком сильной воли, который не смешивал свои сердечные дела с делами империи. Так что Эфрель поняла: ее намерения править не исполнились, несмотря на все ухищрения и тайные чары, и что большинство дворян из тех, кого она привезла с собой в качестве свиты, не получили ни влияния, ни солидных должностей при императорском дворе.
И по мере того как шло время, Эфрель поняла, что утрачивает
Эфрель обратилась к интригам. Разыскав Лейана, она с легкостью соблазнила его своей красотой и обещанием посодействовать Лейану в его претензиях на трон. Ибо если Неистен Мариль умрет, не оставив сына-наследника, его преемником станет Лейан. Эта мысль, конечно, не раз приходила Лейану в голову, но он прекрасно знал, какие предосторожности предпринимает его сводный брат, чтобы предотвратить покушение, и что он будет первым обвиняемым в случае такового. Но немало мужчин утрачивают всякую осторожность в женских объятиях. Не был исключением и Лейан.
Эти двое замыслили убить Неистена Мариля с помощью медленнодействующего яда, компоненты которого вызовут естественный недуг. Любую попытку двора воспротивиться наследованию Лейана они подавят с помощью армии, которая их поддержит. Заговор был уже в процессе осуществления, и часть знати принесла Лейану клятву верности в обмен на вознаграждение после того, как он взойдет на трон.
Затем заговорщиков постигла катастрофа.
Мариль всегда был начеку в отношении возможных заговоров, особенно со стороны сводного брата. Его система осведомителей была куда более эффективной, чем предполагали Эфрель и Лейан. Так что Мариль узнал о заговоре еще до того, как тот успел созреть. Однажды ночью он застал Лейана в спальне Эфрель и объявил, что всех, кто замешан в заговоре, сейчас возьмут под стражу.
Лейан вскочил с постели, успев схватить меч до того, как охрана Мариля смогла остановить его. Но Мариль с присущим ему безрассудством велел своим людям не вмешиваться и с радостью встретил атаку брата. Произошла отчаянная схватка – ибо у Лейана оставалась возможность получить трон, если бы он выиграл эту дуэль. Как клялись те, кто видел эту схватку, хотя, понятно, они и преувеличили, эти два умудренных опытом, понаторевших в постоянных тренировках и закаленных во многих походах ветерана бились полчаса. Лейан считался лучшим бойцом на мечах, но Мариль, скорее всего умышленно, вступил в схватку с братом, когда тот был хмельной от вина и недавних любовных игр. Кроме того, Лейан был обнажен, а Мариль – одет в кольчугу.
Шаг за шагом Мариль вынуждал Лейана отступать, раз от разу пробивая его отчаянную защиту, отвечая на превосходное владение мечом своей растущей уверенностью. Маленький порез здесь, пропущенный укол там – раны, которые кольчуга отразила бы, но обнаженная плоть принимала в себя. Наконец Лейан на мгновение опоздал, двинувшись навстречу обманчивому удару могучей правой руки Мариля. Клинок Мариля пронзил бок Лейана, тот упал, и кровь, хлынувшая в его пронзенные легкие, задушила его последние проклятия. Ему из всех заговорщиков досталась самая легкая участь.
Эфрель попыталась покончить с собой, но стражи оказались быстрыми и удержали кинжал, когда она уже поднесла его к груди. Мариль оставил ее рядом с трупом под строгой охраной, дабы она поразмышляла, какая участь ждет ее с наступлением нового дня.
На заре Мариль разослал глашатаев поведать товносианскому народу о раскрытом заговоре и собрать всех в полдень на казнь. Люди собрались на центральной площади в ожидании зрелища и обещанного дарового угощения.
Эфрель явилась облаченной в свой самый великолепный наряд и лучшие украшения. Все узнали платье, которое было на ней, когда она очаровала Мариля. Она, как всегда, села на трон рядом с Неистеном Марилем, только вместо фрейлин ее сопровождала стража. Затем вывели шестерых лордов, принесших Лейану клятву верности, и приковали их к эшафотам, воздвигнутым за ночь. После того как палачи вырвали у них раскаленными клещами языки и пронзили их руки и ноги металлическими прутьями, были приведены их родичи и слуги. Медленно, не ломая шеи, чтобы продлить агонию, каждого мужчину, женщину и ребенка повесили на глазах их лордов. И лишь после того, как заговорщики стали свидетелями казни всех своих домочадцев, их искусно накололи на прутья и подвесили, как быков на шампурах, над слабым огнем. Ужасная кара, но такое наказание закон предусматривает за козни против законного государя.
На протяжении всего длинного дня – ибо уже почти стемнело, когда умер последний лорд – Эфрель заставляли смотреть это ужасное зрелище, и ее терзания были еще сильнее, ибо ей по-прежнему оказывали все знаки уважения. Только боги знают, какие мысли мелькали в ее голове. Она знала, что у Мариля нет жалости, что ей не стоит рассчитывать на пощаду. Но, возможно, в ней, смешанная с ужасными предчувствиями, жила надежда, что Мариль смилостивится над той, которую некогда любил. Глупая надежда, если она была.
Когда последнее изуродованное тело прекратило корчиться и толпа заволновалась от скуки, ожидая финал, достойный этого длинного дня, Мариль обратился к Эфрель: «Для тебя, Эфрель, лживая шлюха с поцелуями змеи, я придумал менее обычную смерть. Такую, которая соответствует твоей животной похоти и благородной крови. Я нашел для тебя супруга под стать твоему кроткому нраву и высокой морали».
Когда она отшатнулась в ужасе от ярости, которая исказила его лицо и перехватила голос, Мариль сделал знак страже.
На площади появились несколько сильных рабов. Они вели яростно вырывающегося дикого быка. Рабы взмокли от усилий удержать животное, так как оно обезумело от боли и дурманящих снадобий. Тем, кто удерживал Эфрель, также пришлось приложить все свои силы, ибо при виде своей участи она пришла в неистовство.
Они втащили сопротивляющуюся, прекрасную в своем изысканном наряде женщину на середину площади. Там они приковали ее руки двумя длинными серебряными цепями к ошейнику на бычьей шее. Толпа расступилась, и быка ввели на узкую улицу, которая тянулась через весь город и выходила за ворота.