Паутина зла
Шрифт:
Ему надолго запомнился этот путь. Вслед за головой мертвого воина, прочившего Середина на свое место, Олег шагал по молчащему ночному лесу. Мелькала между верхушками огромных елей луна, изредка долетал волчий вой. Ведун изгнал из головы все мысли, сосредоточился на наблюдении. Нерастраченные в бою силы медленно возвращались, хотя мышцы, напротив, ныли все сильнее, требуя отдыха. Но боль можно потерпеть.
Много раз удивлялся Середин искусству Ливона Ратмировича. Как он только сумел за недолгий, в сущности, срок сделать из обычного парня бойца, способного биться ночью
Безмолвный марш продолжался около часа. Наконец голова Ставра подпрыгнула, завертелась на месте и вдруг лопнула, обрызгав мозгами стволы деревьев. Ошарашенный Середин завертелся на месте, окружая себя стеной из мечущейся стальной молнии, но немедленного нападения не последовало.
— Куда же ты меня привел?.. — Олег осторожно подошел к жалким останкам Ставра. — Что дальше?
Между двумя елями, на мокрой от ночной росы траве вытянулась лунная дорожка. Искрящийся белый свет указывал путь к полянке, на которой можно было различить тонкую фигуру. Несколько раз мысленно вдохнув и выдохнув вселенную, Олег напитал ауру энергией, мобилизовал последние резервы психики. Только бы не дрогнуть, что бы ни случилось.
Когда он вышел на поляну, стало ясно, что в траве сидит старуха. Лет ей было никак не меньше сотни, крупный крючковатый нос и спутанные седые волосы — вот что бросалось в глаза прежде всего. Лохмотья, составлявшие наряд ведьмы, были неописуемо грязны, а запах вокруг стоял такой, что Середин даже попятился.
— Куда же ты, добрый молодец? — прокаркала старуха. — Разве не ко мне в гости пожаловал?
— Может, и к тебе. — Осторожно прощупывая почву ногами, Олег вышел на поляну. Он слышал, что к любому запаху можно привыкнуть за двадцать минут, но именно теперь поверить в это было сложно. — Давненько ты не мылась, бабушка.
— А ты мне баньку протопи да за стол посади… — пропела старуха и взмахнула костлявой рукой. — Эх, ничего мне уже не надобно… Слишком стара я.
— Как же мне тебя называть?
— Милой меня с детства кликали. А нынче Старой Милой зовут. Да ты садись, добрый человек, разговор у нас длинный получится. Летом я в своей избушке не живу, скучно мне там, вот и считай, что ты у меня в гостях.
— Да кто же ты такая, что на полянах гостей принимаешь? — Олег осторожно опустился на траву. Где-то далеко опять завыли волки. — Тоже умруну служишь?
— А скажи-ка мне сперва, кто ты сам такой. — Старуха вытащила откуда-то горсть смятых ягод, принялась одну за другой метать их в беззубый рот. — Пришел, не поздоровался по-людски, а вопросы задаешь.
— Звать меня Олег Середин, — ответил ведун. — Пришел я сюда, чтобы умруна-чародея извести.
— Зачем пришел — знаю, — хмыкнула Старая Мила. — Все вы за этим приходите. Вот и Ставр так же со мной говорил когда-то, на этой самой поляне. Он, правда, не один был… Да один жив остался. Все вы приходите на умруна-чародея охотиться. Чаще с юга да с востока, ты вот с
— Что же за совет?
— Сказку я тебе расскажу… — Старуха облизала опустевшую ладонь и задрала к ведуну бледное морщинистое лицо. — Ты вот хоть и взрослый, а, почитай, любишь сказки?
— Когда как, бабушка. У меня сейчас любимая сказка — про то, как дети старосты Бориса из Озерцов мужика одного в лес увели. Где мне его сыскать?
— Эту сказку я знаю, — покивала Старая Мила. — Да токмо вот не сказка это, а часть сказки, самый кончик. Не узнаешь начало — не поймешь и конца. Ты пришел умруна-чародея извести, а скажи: отчего его так зовут?
Олег ожидал продолжения, но старуха молчала, рассматривая лунный диск. Лес вокруг поляны замер неподвижной стеной, верхушки елей, словно пики, уставились в небо. Ведун обратил внимание, что облака скрыли все звезды, лишь луна будто выглядывала в окошко.
— Чародеем его зовут, потому что волшбу знает, а умруном — потому что умер давно, но с этого света не ушел, черные дела творит, — как можно терпеливее ответил Олег. — Или не так?
— Откуда мне знать? — Старая Мила пожала плечами, вздохнула. — Давно живу, так давно, что уж годы свои не помню. Пробовала считать — и сбилась. Старость, что поделать… А вот молодость свою помню, будто вчерась это было. Рассказать?
— Послушай, бабушка, коли ты помочь мне хочешь, то расскажи лучше, как Глеба спасти, — взмолился Олег, без особой, впрочем, надежды. — Ведь погубят его, а с ним и детишек, и жену. Ежели же ты слуга умруна проклятого, то воля твоя, говори что знаешь.
— Нет, не слуга… — вздохнула Старая Мила. — И помочь тебе хочу. Но не знаешь ты, где твоя помощь. Глеб, которого я никогда не видала, да все о нем знаю, — вот кто слуга умруну. А ты не знаешь, где правда, где кривда, хоть и прозываешься ведуном. Какой же ты ведун? Токмо саблей махать умеешь. Вот в мое время иные были ведуны…
Старуха опять замолчала, рассматривая лунные моря. Середин всерьез подумал о том, чтобы разговорить старую каргу с помощью сабли, однако отверг эту идею. Что бы ни хотел ему сказать умрун, это стоит выслушать. Вдруг о чем-то важном проговорится… А Глебу, скорее всего, уже ничем не помочь.
— Хорошо, Старая Мила, я слушаю тебя.
— А разве я что-то говорю? — довольно глупо хихикнула старуха. — Сижу, молчу. Интересно это слушать?
— Ты сказку хотела рассказать. Про умруна.
— Про умруна?.. — расширила глаза Старая Мила. — Да что ты, милый, разве я стану тебе страшные сказки рассказывать?! Нет, не про умруна я тебе рассказать хотела, а про себя. Всего-то не помню, да большей части жизни считай что и не было — все забыла. А вот молодость помню. Так рассказать — или дальше по лесу плутать пойдешь? Скучно небось со старой в твои-то годы сидеть…
«Что настоящие старухи, что вот такие, больше к нечисти относящиеся, а все одинаково вредные», — отметил про себя ведун, а вслух покорно сказал: