Паутина
Шрифт:
Командир гарнизона майор Кэтерман с самого начала приказал своим подчиненным относиться к танакуатуанам, как к подлинным хозяевам острова.
Он потрудился немного научиться говорить на их языке, пытался понять их обычаи и всячески старался уважать их образ жизни. Категорически запретил своим людям мародерство. За все таро, кокосы, плоды хлебного дерева, девушек, картофель и т.п. следовало платить, поэтому островитяне пристрастились к печеным бобам, говядине и шоколаду. Майор даже провел среди аборигенов несколько занятий по программе начальной школы, чтобы познакомить их с кое-какими сведениями
Сам он был в высшей степени доволен своим назначением. Лишь очень немногим в военное время выпадает счастье оказаться вынесенным бурным течением в спокойные воды, и он был рад попасть в их число. Постепенно он начал думать, что в его лице, вероятно, колониальная служба потеряла ценного работника. Но даже запутанный клубок войны в конце концов разматывается в нить. Пушки замолчали, японцы убрались восвояси, Танакуатуа больше не требовалось защищать.
Был дан прощальный пир. Командир гарнизона, наполовину задушенный гирляндами красного жасмина, и лучащийся счастьем от доброго рома и гордости за свой народ вождь Татаке сидели, обняв друг друга за плечи и клялись в братстве навек.
На следующую ночь аборигены снова стали полными владельцами своего острова.
За три последующих года не произошло ничего примечательного, если и не считать визита нового губернатора. Как всегда, состоялась обычная церемония, а губернатор обратился к островитянам с речью, в которой уверял их не думать, что они заброшены здесь, в просторах океана. Король всегда заботится об их интересах и очень любит их.
После окончания ставшей привычной церемонии он отплыл к себе обратно.
Все думали, что его, как и его предшественника, не стоит ждать раньше, чем через два или три года.
Но, ко всеобщему удивлению, он вернулся через несколько недель. И на этот раз с вестью весьма необычной.
Он сообщил островитянам, что совсем в скором времени должно произойти нечто катастрофическое. В открытом океане к востоку от Танакуатуа разразится катаклизм. Там над океаном встанет огромный огненный шар, он будет ярче ста солнц и такой раскаленный, что на деревьях, растущих за много миль от него, сгорит кора, у людей и животных загорится кожа, а у всех, кто поглядит на него, высохнут глаза.
Маловероятно, что на самом Танакуатуа произойдет что-либо подобное, потому что шар будет от него очень далеко, но, после того как он вспыхнет и погаснет, в небе останется отравленная пыль. Эта пыль принесет мучительную смерть всем, кого коснется.
Вряд ли пыль вообще долетит до Танакуатуа. Если во время огненного взрыва ветер будет дуть с запада и не перестанет несколько дней, то острову ничто не повредит…
Но никто не может управлять ветрами. Можно только предполагать, в каком направлении они будут дуть в тот или иной сезон. Еще с меньшей уверенностью можно утверждать, что они будут дуть в этом направлении постоянно. К тому же все знают, что облака в небе часто движутся как бы против ветра, — признак того, что верховой ветер дует в противоположную сторону. В природе нет ничего переменчивее ветра…
Поэтому
К облегчению губернатора, который ждал долгих препирательств, его заявление восприняли спокойно. Но ему и не пришло в голову, что островитяне так повели себя только потому, что были до глубины души поражены услышанным и не могли никак поверить, что слышали именно то, что было сказано.
Ошеломление еще не прошло, когда губернатор, пожелав им как можно лучше использовать время, отведенное на подготовку к отъезду, поднялся на свой корабль и отправился на Оахому, чтобы и туда отвезти свою весть.
Вечером Татаке созвал совет старейшин. Но почти никто из старейшин дельного совета дать не мог. Более старые и умудренные опытом испытывали смутное беспокойство, но были еще слишком поражены известием, чтобы осознать реальность грядущего. Оттого спор разгорелся в основном между вождем и Нокики, главным лекарем, причем позиция обоих основывалась на слишком поспешно возведенных фундаментах, которые они по мере развития спора укрепляли.
Но сами позиции были ясны с самого начала: — Такое вмешательство в наши дела недопустимо, — заявил Нокики. — Мы должны призвать наших молодых мужчин к оружию.
— Они не будут драться, — коротко ответил Татаке.
— Молодые мужчины — воины и потомки воинов. Они не боятся смерти, — с вызовом сказал Нокики. — Они захотят драться, чтобы одержать великую победу, как и их отцы. — Тут Нокики в подтверждение своих слов изложил краткую (хотя и несколько тенденциозную) историю о славной битве 1916 года.
Татаке объяснил, что никто и не сомневается в доблести юношей, а все дело в выборе наиболее благоразумного пути. Могут ли устоять наидоблестнейшие воины против винтовок и пулеметов? Их всех перестреляют, род танакуатуан ослабнет, ибо разве есть будущее у народа, лишившегося молодежи? А у слабых нет прав. Чем сильнее и многочисленнее будут танакуатуане, тем лучше им придется на чужбине и тем весомее смогут они настаивать на скорейшем возвращении на родину, когда этот таинственный катаклизм прекратится.
Нокики источал презрение. Он не верил ни в какой катаклизм. Это явная уловка, чтобы выманить их с острова. Губернатор просто хочет захватить их остров себе. И им предлагают передать свою землю, свои дома, кости своих предков, завоевавших эту землю для них, — все, в виде подарка губернатору!
Лучше уж всем до единого полечь в землю Танакуатуа, чем влачить жалкое существование трусов на чужбине.
Татаке стал говорить о возмещении убытков…
Нокики презрительно плюнул.
Татаке заявил, что берет на себя ответственность за жизнь соплеменников. Он позаботится, чтобы их не бросали понапрасну в бесполезную битву и не приносили в жертву, безрассудно отвергая существование смертельной пыли.