Паяцы (готический рассказ)
Шрифт:
Грифон шагал своими огромными лапами по хрустевшей камешками дорожке — и вдруг остановился, издав странный курлыкающий звук.
В то же мгновение тьма растворилась. Они оказались перед распахнутым дверным проемом, послышались нежные звуки арфы, грифон чуть приподнялся над землей и полетел вперед, Валера двинулся вслед. Музыка зазвучала слышнее. Это была на редкость сладостная и гармоничная мелодия, арфе, углубляя ее легкий трепет, низко и тепло подпевала флейта.
Они оказались в ярко освещенной просторной зале — полы украшала цветная мозаика с чудными фигурами и существами, которые показались Валере знакомыми, но сейчас он не мог сообразить, кто это, персонажи каких именно мифов. Далеко впереди, в середине залы стоял высокий малахитовый фонтан, изображавший морское
Внезапно мелодия изменилась — мирную сладость выбила музыка тревожная, почти военная, невидимые арфу и флейту сменили трубы, начав играть что-то бравурное и жесткое — из жерла фонтана вырвались пылающие огни фейерверка, сияющие фиалковым светом капли взлетали в воздух и гасли с легким шипением.
Валерий невольно начал оглядываться в поисках камер, постановочного света, проводов, наконец. Но ни проводов, ни камер не было.
В зале становилось все темнее — и нимфы вдруг отпрянули от фонтана, позади, в фиолетовой дымке, закружились уродливые серые пары, кажется, это были вставшие на ноги лягушки, ящерицы, саламандры. Что творится, похожие оптические игры они видели с Наташей в парижском Диснее! Валерий вновь зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что все утонуло во тьме, освещено было только морское чудовище. Теперь в огромной пасти его стоял человек! Невысокого роста, с волосами почти до плеч, коротко остриженной бородой и в темно-сиреневом плаще. В руках он сжимал короткий сверкающий жезл. Следом из глотки чудища выползло ажурное деревянное кресло с багровыми подушками, резными подлокотниками и ножками. Человек в плаще, как разглядел Валерий, почти старик, в глубоких морщинах и седой, величаво сел на выставленный трон.
— Знаешь, кто это? — проскрежетал прямо над ухом Валерия незаметно подлетевший сзади грифон.
— Нет! — не без трепета отвечал Валерий, облик выходца из жерла показался ему зловещим.
— Это дядюшка Фабио, синьор Петро, хозяин той самой виллы, которую ты собираешься купить.
— Но он же в плавании! Что он делает здесь? — изумился Валерий, однако грифона и след простыл.
Огни отгорели, зала вновь наполнилась ярким, почти дневным светом. Замершие было нимфы ожили, но стали совсем другими! Свободная игривость сменилась униженной позой, и вот уже первая, склонив голову, всем видом выражая рабскую почтительность, ступила в воду, и, не обращая внимания на бьющие прямо по ней струи фонтана, медленно приблизилась к старику и поднялась на высокий помост, ведущий к пасти чудовища. Валерий глядел во все глаза, в руках старика был вовсе не жезл, а кнут! Девушка приблизилась, явно готовясь принять удар, но старик покачал головой: «Нет, Филира, сегодня ты свободна!» Филира, не меняя униженной позы, так же медленно удалилась, к старику начала приближаться следующая нимфа — что-то знакомое почудилось Валерию в ее облике, нимфа оглянулась… это была Наташа.
Что это? Что за жуткий сон? Откуда здесь она?
Наташа приближалась к старику, встала на мост, с той же рабской покорностью, что и ее подруга.
— А вот ты сегодня не избегнешь наказания, — очень тихим, но страшным и властным голосом произнес старик. — Мне сообщили, что ты собралась замуж. Это правда?
Наташа молчала.
— Хотела ли ты скрыть это от меня? Какая наивность! Скрыть и отказаться от служения мне? Так ли?
— Нет, нет, мой повелитель! — тихо и жалобно заговорила Наташа. — Я вовсе не хотела отказаться от служения. Я надеялась соединить…
— Соединить? — старик усмехнулся, жестко и вместе с тем горько. — Ты, лучшая из моих рабынь, хотела повторить путь, пройденный до тебя тысячами и избежать неизбежного? Соединить пламя и снег, звук и тишину, величие и малость? Еще не поздно, откажись прямо здесь и сейчас от жениха своего, от как его….
— Валерия, — едва слышно проговорила Наташа.
Валерий хотел крикнуть, что он здесь, здесь, Наташка! Но необъяснимый ужас и какое-то новое, странное чувство сковали ему горло. Это чувство заключалось в том, что он должен был во что бы то ни стало дождаться конца представления, потому что прерывать его сейчас и вмешиваться нельзя, запрещено, недопустимо — прямой эфир!
— Да-да, — с кашляющим смехом произнес старик. — Откажись, потому что он не стоит тебя, и сейчас ты это увидишь. Ты это и видишь уже.
— Не могу, — снова почти беззвучно, но твердо проговорила Наташа.
— Не можешь? Так давай проверим его! — старик выдержал паузу и торжественно провозгласил:
— Знаешь ли ты, что он здесь?
И поднял над головой кнут.
Валера не мог больше терпеть, он двинулся навстречу Наташе, ее нужно было немедленно спасти от злобного старикана! Но не успел он сделать и шага, как раздался железный скрежет, звук порванных струн, музыка сменилась зловещим хохотом. Не будь Валера так взволнован всем увиденным, он несомненно посмеялся бы над тем, как дешево хотят его купить — но присутствие Наташи наполняло комедию совсем иным смыслом.
Свет снова погас, все исчезло, слышался только хохот и все тот же железный скрежещущий звук.
— Наташа! Где ты? — закричал, наконец, Валера, пытаясь двигаться дальше, но чьи-то крепкие руки держали его и не пускали, он рванулся вперед, что было силы, над ухом его кто-то отчетливо чертыхнулся, а хватка сделалась железной.
— Валера, спаси меня! Валерочка… — раздался такой родной Наташкин голос в темноте, он попытался вырваться, но невидимые стражи не давали ему пошевельнуться.
Ослепительный луч вспыхнул и направился прямо на него. Нет, это все-таки съемки! Но какого-то отвратительного сырого недопеченного шоу. Валера почувствовал раздражение, какое испытывал всегда, когда сталкивался с непрофессионализмом.
— Жалкий, бессильный мальчишка, — произнес из темноты властный голос старика. — Ты захотел похитить мою лучшую нимфу, лишить меня последнего утешения. Ты решил бороться со мной!
— С кем? Кто ты? — перебил Валерий. — Не жалкий ли шут? Во всяком случае я не знаю тебя! Представься! — добавил он с твердостью, придаваемой ему отчаянием.
— Шут? Глупый, самонадеянный паяц, паяц! — старик снова засмеялся своим мерзким смехом. — Расскажите ему, — добавил он, отсмеявшись, устало, но все так же властно. И тысячи голосов, явно усиленные динамиками, заговорили, сбиваясь и захлебываясь, каждый словно торопился перебить другого и рассказать первым.
— Кто может отворить двери лица его? Круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие. Глаза у него как ресницы зари! — говорили они торопливо и немного напуганно. — Из ноздрей его выходит дым, как из кипящего котла! На шее его обитает сила, ужас бежит перед ним! Сердце его твердо, как камень, жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе теряются от тоски. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево, свисту дротика он смеется. Он претворяет море в кипящую мазь; оставляет за собою пылающую стезю; бездна кажется сединою.
Каждая фраза произносилась несколько раз, каждое слово вбивали в голову, точно гвозди. И вместе с каждым словом уверенность в его величии отчего-то все возрастала. Валера уже верил, что поднял руку на великого повелителя, чувствовал, еще немного, и он запросит пощады. Но тут шум начал стихать и уже сам старик, раздвигая восторженно гомонящие голоса, негромко и внятно произнес: «Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости».