Пчела Майя и ее приключения

Бонзельс Вальдемар

Задувал теплый ветерок. Звенели голоса многочисленных насекомых. «Они не знают того, о чем я узнала ночью!» Пчела так гордилась своим ночным приключением, что даже не спешила вылетать из дупла. Ей казалось, что все сразу поймут, что с ней произошло нечто необычайное!

Ho все было очень обыкновенно. Никаких напоминаний о волшебной ночи. Насекомые подлетали, здоровались с Майей, улетали прочь. Ha лугу, в пестроте летнего цветения, в сверкании жаркого воздуха, было весело и шумно. Майе стало грустно. Ей не с кем было разделить свое счастье! Она не решалась смешиваться с толпой. «Останусь в лесу. Лес такой задумчивый и праздничный! Это ближе моему сердцу!»

Торопливые путники ничего не знают о тех чудесах, что кроются в таинственной лесной чаще, в гуще листьев и ветвей, в высоких травах, в темных дуплах. B лиственной сени, в крохотных норках, среди прогнивших корней, в переплетении узоров древесной коры не стихает многообразная жизнь, полная опасностей и страстей, борьбы и наслаждения.

Ho и Майя о многом не подозревала, перелетая с дерева на дерево. Вот узкий след, проложенный в траве. Вот кроны деревьев становятся такими густыми, что солнце исчезает из вида. Ho Майя снова вылетает на светлую полянку, золотисто-зеленую, обрамленную папоротниковыми кустами.

И вдруг раскрываются ворота леса, и перед глазами маленькой пчелы расстилается широкое поле. Между колосьями алеют маки. Пчела присаживается на краю поля на березовую ветку, склонившуюся над землей, и любуется золотым морем. Поле кажется Майе бесконечным. Легкий ветерок нежно колышет стебли. Все тихо-тихо…

Неподалеку, внизу, несколько маленьких бабочек играли в игру «с цветка на цветок». Бабочки очень любят эту игру. Каждая бабочка выбирает себе цветок, но надо, чтобы бабочек было больше на одну, чем цветов вокруг. Ta, у которой нет цветка, подает команду. Остальные быстро слетают со своих цветков и стремятся к свободным. И теперь другая, что не успела на этот раз занять цветок, подает команду. И все начинается сызнова! Очень интересная игра!

Майя с удовольствием наблюдала за бабочками. «Хорошо бы научить этой игре маленьких пчел в улье! Тогда игра называлась бы «из ячейки в ячейку». Только Кассандра стала бы сердиться!» Вспомнив о родном улье, Майя загрустила. Вдруг раздался тонкий голос:

— Доброе утро! Кто вы, страшилище? Майя вздрогнула.

— Никакое я не страшилище! He бойтесь!

Рядом с ней остановилось маленькое кругленькое существо с красной спинкой, украшенной семью черными точками. Из-под спинки выставилась черная головка, блестящие глазки смотрели пристально и умно. Толстушка держалась на тоненьких ножках и казалась симпатичной.

— Кто вы? — спросила Майя. — Я — Майя, пчела!

— To есть, как это — «кто»? Вы что, хотите меня оскорбить? — спросила толстушка.

— Ho я вовсе не хочу оскорблять вас! — возразила удивленная Майя. — Я действительно не знаю вас!

— Ну, давайте я помогу вашей памяти! Ну-ка, считайте!

— Что считать? Точки? Да, да!

— Их всего семь!

— И вы еще ничего не поняли? Я — Алои-зия, поэтесса! Люди зовут меня божьей коровкой, но это уже их дело!

Майя смущенно молчала, опасаясь обидеть незнакомку случайной репликой.

— Я, — продолжала Алоизия, — живу солнечным светом, покоем летнего дня и любовью людей!

— И вы ничего не едите? — спросила удивленная Майя.

— Конечно, ем! Букашек! A вы разве не едите букашек?

— Как бы вам сказать… — Майя смутилась еще больше.

— Так и говорите!

— Это не является общепринятым — питаться букашками!

— Естественно! — воскликнула Алоизия и даже попыталась пожать плечами, но у нее не было плеч. — Вы, разумеется, делаете только то, что является общепринятым! У нас, у поэтов, все иначе! Кстати, вы располагаете временем?

— Располагаю!

— Хорошо! Тогда я могу прочесть вам кое-что. Вы только закройте глаза, чтобы ничто не отвлекало вас. Поэма называется «Человеческий палец». Она основана на глубоко личных переживаниях. Итак, вы готовы?

— Я слушаю!

— Тогда я начинаю:

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ПАЛЕЦ

Повстречались мы с тобою,общей сведены судьбою.Ax, я вижу, как сейчас —округленность, протяженность,розовую обнаженность —все подметил острый глазІСверху наделен ты гладкой,с острым краешком площадкой.Ногтем названа онаи навек тебе дана.He могу забыть прекрасность,чистоту твою и ясность.Все запомню я навеки,о, частица человека!

Алоизия прервала чтение и спросила:

— Hy как?

Ha глаза ее навернулись слезы, голос дрожал.

— Меня очень тронула ваша поэма о человеческом пальце, — смущенно начала Майя. Вообще-то она знала, что бывают стихотворения и получше…

— A что вы скажете о форме, о технике? — Алоизия скромно улыбнулась.

Она явно гордилась тем впечатлением, которое произвела на Майю ее поэма.

— Округленность, протяженность, — повторила Майя, — прекрасно.

— Ho техника! Что вы скажете о моей строфической технике?

— Ax да! По-моему, очень хорошая техника!

— Правда? To есть вы действительно хотите сказать, что эта поэма — самая потрясающая из всех поэм, которые вам до сих пор приходилось слышать? Прежде всего, новизна! Да? Многие поэты не могут этого добиться. И чувства!..

— Да, — ответила Майя, — я верю…

— Вы верите в мое поэтическое призвание! О, мне даже стало неловко! Я ухожу! Я так люблю одиночество! Прощайте!

— Прощайте!

Майя не вполне поняла, чего именно добивалась от нее поэтесса Алоизия. «Может быть, она еще просто слишком молода и сама не знает, чего ей хочется!»

Божья коровка ползла по веточке. Ножек совсем не было видно. Казалось, едет маленькая тележка на черных колесиках.

Майя отвернулась и снова принялась наблюдать за игрой бабочек. Эта игра нравилась ей гораздо больше, чем стихи Алоизии.

РАЗБОЙНИЧЬЯ КРЕПОСТЬ