Пчелиный волк
Шрифт:
– Случайно все получилось, – объяснял Дрюпин, – никто не виноват. Сирень хотела подать вам парализатор, но поскользнулась и нажала на пуск. Она не виновата. Никто не виноват, так получилось. Вы не переживайте, к вечеру это все пройдет, в меня тоже уже из парализатора два раза попадали. И ничего. Не хрюкаю…
– Конечно, ничего, – соглашался я. – От электричества никакого вреда не бывает, одна только польза. Правда, эффект побочный есть. Говорят, от электричества волосы выпадают…
– Врет он! – Дрюпин грозил мне кулаком. – Ничего не выпадает! Даже
– Лучше-то оно лучше, да только не на голове. На спине, на руках…
Так мы и тащились. Передвигались.
Глаза Седого продолжали излучать ровную животную ненависть.
Перед самым лифтом я обернулся. Варгас присел перед самой большой анакондой и щупал ее пальцем. Причмокнул что-то на своем языке, облизнулся. Наверное, решал, как ему именно приготовить змеевину. Затем достал из-за спины нож и стал примериваться к туше.
– Кожу снимают с хвоста, кажется, – посоветовал я.
– Я знаю, – ответил Варгас.
Глава 4. Дрюпин-компакт
На «Я» имен не так уж и много.
Яков. Английская революция вспоминается, ну, или сын Сталина, которого на Паулюса не поменяли. Немного.
Яша.
Ну да, Яков – это Яша и есть.
Ярополк. Киевская Русь. Ярополк, кажется, Окаянный. Или то Святополк? Оба наверняка были хороши. Бразерам нож в носоглотку кирдык… Нехороший человек.
Ярослав. Ярослав Мудрый и Правда Ярославичей, тотальный запрет кровной мести. Нельзя никому втыкать копье в глаз, воткнул копье в глаз – двести свиней заплати князюшке. Не, Ярослав не пойдет – если я воткну копье в глаз, допустим, Дрюпину, двести восемьдесят свиней платить не буду, пошел он.
Что еще на «я»? Ясир. Но как-то не в традиции. Яцек. Братья-славяне. Братья-то братья, но жакан в затылок вгонят и спасибо не скажут.
Думал, наверное, минут двадцать, ничего не придумал, плюнул, отправился погулять.
У нас есть где погулять. И снаружи, и внутри. Снаружи тайга. А внутри атриумы – крытые внутренние дворики, к которым выходят галереи этажей. По идее, дворики должны быть хоть как-то облагорожены. Сады камней и не камней, газоны, фонтаны, мандариновые деревья, отдохновение души. Но до благоустройства атриумов административная рука не дотянулась, кое-где снаружи благоустроили только. А внутри просто забетонировали и наставили скамеек. В плохую погоду в атриумах расслаблялись десантники, жгли медовуху и жарили шашлыки, по ночам научный персонал устраивал готические вечеринки. Кстати, давно они ничего не устраивали, давно тишина. Заняты.
Сегодня атриум тоже был пуст. Я обогнул по галерее этаж. Все двери закрыты, все попрятались по конурам. Может, и правильно, слухи-то ходят страшненькие.
Я еще раз обогнул этаж, кинул вниз гальку, постоял, поглядел вниз, поглядел вверх. Решил в третий раз обойти. Еще себе имя попридумывать. Пока ходил, в башке всплыл какой-то Яллопукки, смешно.
Уже добрался до середины галереи по противоположной стороне, как увидел, что дверь в комнату Дрюпина открыта. Видимо, Дрюпин тоже бессонницей маялся. А раньше за ним такого не замечалось, поскольку Дрюпин был пуглив, как мускусная крыса, она же ондатра. А может, просто забыл закрыть.
Я решил использовать удачную ситуацию, немножечко Дрюпина шугануть, порадовать сердце. Потихонечку просунулся в дверь.
Дрюпинская койка была пуста. Возле рабочего стола тоже его видно не было…
Дрюпин был за дверью. Прятался. И, судя по натужному дыханию, в руках у него была табуретка. Только Дрюпин мог впасть в напряжение, поднимая всего-навсего табуретку.
– Дрюпин, – сказал я. – Только не надо меня мебелью отоваривать, это не по-дружески совсем.
Дрюпин промолчал, только сильнее запыхтел.
– Ближнего – и табуреткой! – с укоризной сказал я. – Разве тебя этому учили в спецпэтэу?
Дрюпин не отвечал. Дело было плохо. Когда тебя хочет отабуретить технический гений, это свидетельствует о…
А кто его знает, о чем это свидетельствует. Я сделал шаг назад, затем резко прыгнул. Реакция у Дрюпина была не очень, я уже был в комнате, а он только-только вломил табуретку в косяк. Табуретка разлетелась, испортил казенное имущество.
– Ты что, Дрюпин?! – удивился я. – Это же я…
– Не подходи!
Дрюпин выхватил из-за пояса электрошокер собственной конструкции. Шокер Дрюпина стрелял не проволоками с крокодилами, а специальной соплевидной электропроводящей массой. Масса разлеталась веером на пять метров, уклониться от нее было нельзя, зарядов в шокере было восемь, с резервуаром повышенной емкости – двадцать два. Оружие весьма опасное, недаром Дрюпин сейчас работал над большой моделью – для разгона демонстраций.
– Дрюпин, – сказал я и сместился к койке. – Ты чего?
– Стой! – Дрюп пульнул в меня из своего соплемета.
Но за секунду до выстрела я успел сдернуть с койки покрывало и вышвырнуть его перед собой, на шокерный ствол.
Энергетические сопли убили верблюжью шерсть.
Второй раз выстрелить я Дрюпину не дал, метко кинул в него конденсатором со стола. Конденсатор в лоб хлоп, Дрюпин свалился.
Я прыгнул на него, выбил шокер, прижал к полу.
Дрюпин отбивался с такой энергией, будто я был не человек, пятьсот сорок раз спасший ему жизнь, а чудище обло, озорно и так далее, собирающееся высосать дрюпинский костный мозг. Изобретатель пинался, лягался, царапался, плевался, кусался, пришлось даже его немножечко стукнуть.
Дрюпин отключился, а я стал осматривать его берлогу в поисках жидкости – чтобы в морду ему брызгануть, так он хоть станет вменяемым. Но едва я отвернулся, этот гад рванул на четвереньках из комнаты. Еле успел сцапать его за шиворот и вдернуть обратно.
– Ты чего, Дрюпин? Куда бежишь?
Дрюпин лягнулся, попытался высвободиться снова, пришлось еще его треснуть немного. И еще немного. А потом даже не немного – Дрюпин никак не хотел униматься.
Когда, наконец, унимание произошло, я спросил: