Печальные песни сирен
Шрифт:
Выбравшись на поверхность, она была поражена нервозностью, царившей на мнимой стройке. Грета побледнела, Тропфман казался еще пьянее, и спазматический тик дергал его верхнюю губу с регулярными интервалами.
— Приходил какой-то тип из Департамента дорожных работ! — сообщила служащая переписи, освободив Лиз от шлема. — Ему нужно было разрешение, подписанное Шмейссером. Надеюсь, он не напишет рапорт. Вам еще долго?
Лиз пожала плечами.
— Он заглянул за ограду? — спросила она.
— Нет. Господин Тропфман сделал так, чтобы он не входил, но была слышна работа компрессора.
— Я заберу все инструменты и спрячу вспомогательные баллоны, — сказала Лиз. — Так что если вас прижмут или вам придется сматываться, я не останусь без воздуха.
— Но
— Не знаю! — отрезала Лиз. — До станции меньше километра. Все зависит от состояния туннеля. Думаю, шланга мне хватит. А когда я окажусь в кармане, неизвестно, что случится. Я могу наткнуться на орду дебилов, способных линчевать меня или помешать мне приблизиться! Успокойтесь. Я очень многим рискую, но мне нужна ваша выдержка. Понимаете?
Грета покачала головой, но она явно не воспринимала никаких доводов. Страх владел ею. «Любители…» — как сказала Гудрун.
Лиз глотнула кислорода, чтобы сократить время, предусмотренное ее выходным коэффициентом, и через полчаса снова погрузилась.
Проработав до предела допустимой безопасности, она сложила инструменты и баллоны на платформе, потом поднялась.
Было решено не покидать «стройку» во избежание диверсий. Поэтому все устроились на ночь в фургоне. Грета раздала сандвичи и пустила по рукам термос с кофе. С наступлением ночи обстановка стала еще более напряженной, и Тропфман начал прикладываться к бутылке. Гудрун оставалась невидимой. Лиз с тревогой спрашивала себя, наблюдала ли та за подходами к монументу или же, сочтя партию заведомо проигранной, убралась восвояси.
Спали они плохо в своих спальных мешках, в которые проникала сырость.
На рассвете Лиз растолкала Грету Ландброке и велела ей одеть себя. Секретарша посерела от страха, все у нее валилось из рук.
На этот раз Лиз потратила меньше двадцати минут, чтобы добраться до платформы. Таща за собой инструменты и блок баллонов, к которым добавила маску, ласты, глубинометр и фонарь, она направилась прямо к туннелю. Скопления ила затруднили продвижение, однако идти было можно не сгибаясь. Тучи испуганных рыб метались между ногами Лиз, наталкивались на ее шлем. Некоторые напарывались на инструменты, которые она держала в руке. За полтора часа Лиз прошла тысячу метров до кармана. Когда впереди показалось широкое отверстие, она поняла, что здесь ее странствия закончились. Грунт приподнялся, как и всякий раз перед воздушным мешком, и мутный желтоватый свет проник в туннель. Лиз прощупала канавки под стенкой. Найдя наиболее прочную, она положила в нее блок баллонов. Теперь оставалось самое трудное: войти в контакт с обитателями кармана и, если возможно, завязать диалог с ними…
Похолодев, она приблизилась к блестящему пятну поверхности. В тот момент, когда Лиз взбиралась на платформу, что-то обняло ее. Гибкие, неразрывные объятия. Нечто вроде эластичной клетки. Сеть! Вздрогнув от ужаса, Лиз поняла, что ее взяли в плен.
РЫБА С МЕДНОЙ ГОЛОВОЙ
Сеть была сплетена из обрывков электрических проводов. Как ни старалась Лиз, ей не удалось разорвать объятия черных пластиковых ячеек, покрытых скользкой оболочкой ила. Лиз вытащили чем-то вроде лебедки, с которой капала вода, и бросили на платформу. Она ударилась шлемом о распределитель жевательной резинки. Лиз барахталась, стараясь подняться, но сетка все сильнее сжимала ее при каждом движении. В поле зрения Лиз попал мужчина. Нагой, он держал в руке пожарный топор с красной ручкой. Мужчина небрежно нанес два удара. Первый удар разбил фронтальное стекло шлема, второй отсек резиновый шланг от редукционного клапана. Лиз закричала, когда разбился иллюминатор, осыпав ее лицо острыми осколками. В тот же момент воздух кармана попал ей в ноздри, не вызвав возбуждения, порождающего галлюцинацию. Лиз удивилась.
Голые ноги стекались к ней. Она почувствовала, как ухватились за сеть, как тащили ее по платформе. Слой ила облегчал скольжение, Лиз, которую волокли, как большую рыбину, видела уходящие назад обложенные плитками стены пролета.
Вдруг мужчины остановились, и один из них, запинаясь, пробормотал:
— Но… но это не обычная рыба. У нее медная голова!
— Верно, — согласился другой, — обычные рыбы выглядят не так. Лучше уж не есть ее.
— Но она большая, — возразил кто-то, — и у нее красивая блестящая голова!
— Это означает, что она хорошая! — подхватил первый. — Нужно посоветоваться с шефом.
— Да! Да! Шеф! — одобрительно зашумела группа. — Шеф знает, что с ней делать.
Голые ноги, бывшие в поле зрения Лиз, в беспорядке отступили, и она осталась одна в натекшей луже, ошеломленная этим бессмысленным диалогом.
Избегая резких движений, Лиз перекатилась на бок и осмотрелась.
Просторный вестибюль пересадочной станции представился ей бетонным куполом, способным вместить шестиэтажное здание. По периметру его украшала современная мозаика. Множество мелких блестящих квадратиков были выложены так, что изображали стилизованных персонажей, символические жанровые сценки. Плесень накинула на эти фрески свое курчавое покрывало, месяцами пожирая их, покрывая мхом и грибами. Запутавшаяся в сетке Лиз почувствовала, что пространство давит на нее. До сих пор она исследовала маленькие станции, узкие территории, сводящиеся к нескольким десяткам метров пролетов. Логова, логовища… Станция «Кайзер Ульрих III» никак не соответствовала этим ужатым воздушным пузырям. По этой подземной равнине некогда метались толпы спешащих пассажиров, толкающихся локтями, кишащая масса, на краткий миг замирающая в центре, чтобы разобраться в направлениях пересадок. Сейчас же застекленные бутики, расположенные по окружности галереи, превратились в хибарки бидонвиля. Витрина книжного магазина, оклеенная обложками журналов, стала непроницаемой. Выделялись лишь устаревшие, трехлетней давности, заглавия о забытых скандалах; эфемерная, преходящая хроника, обреченная на забвение.
Четыре портика пронзали купол, выходя на скелеты неподвижных эскалаторов. Над каждым из этих подходов висело панно с перечислением станций. Скопления ила закрыли эти проходы так же надежно, как застывший цемент. Большие коричневые волны скатились по ступеням эскалаторов и растеклись по половине зала, затвердев, как остывшая лава. Перекрыв четыре пересадочных перехода, глинистый ил превратил зал в воздушный колокол.
Весь воздух, который был в момент катастрофы, скопился там, как в бокале, прочно удерживаемом на дне ванны.
Лиз села. Казалось, о ней забыли. Она не знала, как поступить. Пленение не повлекло за собой ни насилия, ни заключения под стражу, словно напавшие вдруг отвернулись от нее, как от слишком сложного для них дела. Лиз подумала о тех детях, которые начинают несколько игр и не заканчивают ни одной, повинуясь своим импульсам. Хотелось пить. Болели нос и брови, порезанные осколками стекла.
Метрах в трех от Лиз остановился мальчик лет десяти, с любопытством рассматривая ее. У него было костлявое тело и длинные каштановые волосы, падавшие на плечи. Его одежда состояла из плавок для взрослых, стянутых на бедрах веревочкой. В руках он держал баночку ваксы и тряпочку. Позади него дюжина кожаных мумий размещалась на желтых пластиковых сиденьях, стоящих по сторонам распределителей билетов или напитков. Лиз поняла, что ему, вероятно, поручили уход за останками, и мальчик начищал их подобно маленьким чистильщикам в отелях, надраивавшим до блеска обувь клиентов. Она рискнула сделать знак, подзывая его подойти поближе. Он колебался, казалось, размышлял, потом неохотно сделал шаг вперед.