Печать дьявола
Шрифт:
...На похоронах Эстель горько рыдала и билась о гроб подруги, Риммон не спускал с неё полубезумных горящих глаз. Хамал и Невер суетились. Вальяно молился.
На Эммануэля все старались не смотреть.
Глава 35. Подлинная Любовь -- это очень больно
.
"Кто никогда не ел свой хлеб со слезами,
кто не просиживал скорбных ночей,
плача на своей постели,
тот не знает вас, силы небесные".
– - И.В.
– - Господа, я должен вам кое-что сообщить.
Голый Риммон появился в тумане парной, где Эммануэль, Морис и Гиллель пытались смыть с себя нагар, копоть и усталость кошмарной минувшей ночи и не менее тяжёлого дня. Всё это время они держались невероятным напряжением всех своих сил и сейчас чувствовали себя совершенно разбитыми.
– - Если ты скажешь, что случилось что-нибудь ещё, Сиррах, клянусь, я кинусь кусаться, -- пробормотал Невер, едва прикрытый простыней и более чем когда-либо похожий на античного бога.
– - Ничего не случилось, просто я решил, что свадьбу лучше сыграть сразу после Поста, в конце апреля.
Невер и Хамал переглянулись и молча посмотрели на него, будучи не в силах ни ругаться, ни смеяться. Потом Морис встал, ушатом воды окатил намыленного Эммануэля и удивлённо заметил Хамалу:
– - Посмотрите, у Эммануэля тоже пропало пятно на лопатке.
Риммон, оскорблённый пренебрежением друзей к столь важной для него теме, обиженно тёр могучие плечи мочалкой. Окатив себя водой из ушата и подняв фонтан брызг, он удостоился замечания Мориса.
– - И у Риммона ничего нет на ребре.
– - У вас тоже, Морис, только я не стал привлекать к этому внимание, учитывая его былое местоположение, -- отрешённо заметил Хамал.
– - Неужели?
– - Морис де Невер попытался загнуть взгляд себе за спину, к "diabus natibus circa anum", но этот трюк ему, естественно, не удался.
Эммануэль, однако, уверил его, что Гилберт прав, и никакого пятна сзади и впрямь нет. Он сильно осунулся, казался похудевшим и больным, но уверял Хамала и Невера, что чувствует себя хорошо. Морис бережно укутал Эммануэля махровой простыней, собрал банные принадлежности, и оба медленно потянулись на выход. Риммон и Хамал проводили Эммануэля взглядом. Так смотрели апостолы на Христа, остановившего бурю на Генисаретском море. Хамал пробормотал:
– - Ты что-нибудь понимаешь в нём?
– - Он -- сын Бога Живаго... или я вообще ничего не понимаю.
– - Мёртвые восстают -- слепые прозревают...
– - Ты же клялся, что уверуешь, если увидишь чудо, Фома. Тебе мало?
– - Нет. Если у такого, как я, может быть Бог, его Бог будет моим Богом.
Риммон с изумлением заметил на лице друга совсем новую странную полуулыбку, болезненную, жалкую и затаённо-печальную. Хамал выглядел утомлённым, но в его глазах, потерявших блеск, светились робость и надежда. Он всё понял. То непостижимое счастье, что он ощутил, вернувшись из Зала Тайн, заключалось в обретённом им бессмертии. Да-да, неожиданно для самого себя в двадцать три года он, Гиллель, обрёл бессмертие, заключавшееся вовсе не в богатстве и славе Ротшильда. Встреча с невысоким черноглазым испанцем была для него встречей с Богом, хоть он далеко не сразу понял это. А теперь Истина вошла в него, он был прощён и свободен, и явственно осознавал это. Ригель прав. Бог есть Любовь, и хотя любовь болезненна и скорбна, но именно она сняла с его души чёрное бремя беды. Он будет любить. Он научится любить, и Любовь не оскудеет в его душе. Потому, что Бог есть. Мёртвые восстают -- и слепые прозревают. Его ум отказывался это понять, ну и что? Понимание было выше ума.
– - А почему он называет тебя Гилбертом?
– - голос Риммона вывел Хамала из задумчивости.
– - Меня так крестили, но... я... Меня так зовут.
Сиррах с удивлением покосился на Хамала. Оба некоторое время молчали.
– - А ведь он любил Сибил, -- неожиданно заговорил Риммон. Он вздохнул и покачал головой.
– - Я был уверен, что он выберет её. Непостижимо... Как ты сказал?
– - встрепенулся он вдруг -- "Его Бог будет моим Богом?.."
Хамал кивнул. Медленно поднявшись, оба пошли за Эммануэлем и Морисом.
– - А насчет свадьбы, Риммон, -- заметил Хамал по дороге, понимая, что от обсуждения этой темы ему всё равно не уйти, -- почему бы ни сыграть её немедленно, до Поста ещё есть время.
Риммон покачал головой.
– - Траур по Сибил. Да, ты слышал? Потолок в Зале Тайн обвалился.
– - Ты ж его и обвалил.
– - Ничего я не обваливал. Он сам упал. Сегодня. Сразу после похорон Сибил. Я и не подозревал, какой он толщины. Завален даже боковой выход, тот, что наверху. Не разгрести и за год.
– - Ты ходил смотреть? Зачем?
Риммон замялся.
– - Да подумал, вдруг...
Лишившись дьявольской способности читать чужие мысли, Хамал, однако, отнюдь не поглупел.
– - ...Вдруг ты недостаточно хорошо прожарил Мормо? А заодно хотел проверить, не шевелится ли Нергал?
– - Что ж ты врал, что больше не понимаешь, кто что думает?
– - вспылил искренне возмущённый Риммон.
Хамал рассмеялся.
– - Тоже мне -- иероглифы. Будто я тебя не знаю? Небось, ещё, на всякий случай, и ружьецо туда захватил, а?
– - Нет.
– - Торжествующе сообщил Риммон.
– - Кочергу.
– - Ясно. А Эстель рассказала, как всё произошло? Как их туда заманили, зачем это понадобилось Мормо и Нергалу, и, самое главное, почему она не улетела? Что ей стоило-то? Ведь полнолуние же! Говорила она?
– - В самых общих чертах. Я особо не расспрашивал. Начинает дрожать и плачет. Как я понял, им передал куратор, чтобы они пришли в деканат как можно скорее. В коридоре они встретились с ним, он куда-то отлучился, просил их подождать. Тут их и схватили оба выродка. Мормо читал какие-то дьявольские заклятия, хотел, убив их, воскресить свою Лили. Сумасшедший. То рыжее привидение, что я спалил, была, видимо, она. Я-то подумал, что мне мерещится. Сибил убил Нергал, а её -- Мормо.
– - Почему она не улетела? Она же носится на своей метле как шаровая молния. Мормо не догнал бы её!
– - Она осталась с Сибил.
Оба замолчали. Риммон задумался об Эстель, гордясь своей избранницей, а Хамал -- об Эммануэле. Он онемел, когда Ригель воскресил Эстель, а не Сибил. Сейчас он увидел в этом странную предопределённость. Удивительно. Невер кинулся в огонь за Риммоном, между тем был куда как уязвим для ожогов. В готовности Сирраха рисковать жизнью за любого из них он не сомневался никогда. Ригель был готов умереть за Эстель. Оказывается, и малютка Эстель была готова разделить участь подруги, хотя и могла спастись. Не потому ли именно ей предстоит -- жить? А он? Что сделал он для других?