Печенье счастья
Шрифт:
Я на полном серьезе захотел превратиться в рыбку и прыгнуть в аквариум. Музыка тогда глухо булькала бы где-то вдали, а два танцующих идиота превратились бы в размытые цветные блики за стеклом. Но самое главное, не было бы никаких страданий из-за того, что те двое – мои родители.
Я уселся на стул рядом с аквариумом и усердно принялся изучать рыбок. Краем глаза я следил за тем, как кружились в танце мои родители. Волосы у мамы растрепались. Папа начал напевать что-то, постепенно повышая голос. Золотая рыбка с глазами, как шары, серьезно взирала на меня через стекло, а я в ответ пристально смотрел
Когда музыка закончилась, папа сделал поклон, как будто он был на сцене в опере. Несколько посетителей захлопали в ладоши, а потом все вернулись к своим тарелкам, и снова послышался стук вилок и ножей.
У мамы от танца разгорелись щеки. Мои тоже, но только от стыда.
Папа махнул рукой, чтобы принесли счет. Я на всякий случай по-прежнему стоял возле аквариума.
От напряжения у меня вспотели ладони. В одной из них я продолжал сжимать маленький золотистый пакетик с «печеньем счастья». Наконец я порвал пакетик и достал светло-золотистое печенье в форме полумесяца. Укусил его и обнаружил, что внутри оно было пустым, в серединке лежала свернутая бумажка.
Жуя печенье, я развернул бумажку. Это была совсем коротенька записка, написанная маленькими черными буковками. И когда я ее прочитал, то сразу позабыл, как жевать.
Произнеси свое самое сокровенное желание, и оно исполнится.
У меня внутри все замерло. Конечно же я знаю, чего я хочу. Желание комком стояло в горле. Но неужели это сработает?
Впрочем, я же ничего не теряю. Произнесу только слова потише, чтобы никто не услышал.
Я повернулся к аквариуму.
«Хочу, чтобы мои родители стали нормальными, обычными людьми» – так я должен сказать.
Или: «Хочу, чтобы мои родители были как все».
Но произнес я совсем не это.
Уставившись обалдело на рыбок, я прошептал:
– Хочу, чтобы мы с моими мамой и папой стали бы более похожими.
Минуты тишины
Я заметил это только на следующим день в школе. Мы сидели в классе, и Ульрика опять завела разговор про рождественский концерт.
Шел первый урок. За окнами было еще темно, поэтому казалось, что свечи на подоконниках горят ярче. На столе у Ульрики тоже стояла зажженная стеариновая свеча, создавая атмосферу уюта и праздничного настроения. И тут все началось.
– Как бы я была рада, если бы у нас была пара звездных мальчиков для песни Стефана, – произнесла Ульрика.
То, что случилось дальше, произошло абсолютно без всякого участия с моей стороны. Моя рука неожиданно взлетела в воздух.
– Да, Оскар? – обратилась ко мне Ульрика.
– Я могу спеть, – предложил я. – Думаю, у меня получится.
Я не верил своим ушам. Что я говорю?!
Ульрика тоже выглядела удивленной, но очень обрадовалась:
– Это же здорово, Оскар!
Я заметил, что моя голова сама по себе кивнула в ответ и что Хьюго во все глаза смотрит на меня, но я ничего не мог поделать с собой. Неужели, я схожу с ума? Я попытался открыть рот, чтобы вернуть обратно свои слова, но челюсти оказались крепко сжатыми. Ниссе прошептал что-то соседу по парте,
Только Ульрика выглядела жутко довольной.
– Я очень хочу, чтобы кто-нибудь еще поднял руку, – сказала она и внимательно посмотрела на Хьюго.
Обычно мы все делаем вместе, но тут Хьюго решительно замотал головой.
Я почувствовал себя вконец усталым и измотанным. Я действительно все правильно услышал? Действительно поднял руку и записался добровольно петь песню Стефана? Это что же значит? Я буду стоять на сцене с кульком на голове вместо колпака, чтобы Ниссе потом задразнил меня до смерти? Петь перед битком набитым залом? Да-а, папа точно не упустил бы такой возможности…
Мысль о папе молнией промелькнула в моем мозгу, и я вдруг понял, что произошло. Мое желание действительно исполнилось. Хотя совсем не так, как я хотел. Я-то мечтал, чтобы мои родители превратились в нормальных, приличных людей. А вышло все наоборот: я сам стал таким, как они.
Я зажал руками рот, чтобы ненароком не ляпнуть еще какую-нибудь глупость.
– Оскар, у тебя зуб болит? – участливо спросила Ульрика.
Я отрицательно замотал головой.
Всю математику я размышлял над тем, как лучше всего справиться с создавшимся положением. Например, я мог бы сказать, что это была только шутка, но тогда я сильно бы расстроил Ульрику. Этого мне делать совсем не хотелось, все таки она – замечательная учительница.
Я мог бы перед концертом притвориться больным. Чем бы лучше всего заболеть? О, кашель! Но я не уверен, что мама с папой пойдут на вечер с кашляющим ребенком. А попасть на концерт все-таки хотелось.
Какие у меня есть еще варианты? Я мог бы уговорить кого-нибудь спеть вместе со мной. Хьюго, например. Если к этому делу подойти правильно, то… да, это казалось самым разумным.
Потом наступило время обеда. Спагетти в моей тарелке лежали слипшимся комком, и мне пришлось изрядно поработать вилкой, чтобы разлепить их. Потом я добавил мясного соуса, залил все кетчупом и отправил большую порцию спагетти себе в рот.
Ниссе сидел со мной за одним столом, но подальше. Вдруг я заметил, что он принялся скручивать из салфетки что-то похожее на кулек. Потом он надел его на голову, как колпак, и, издевательски улыбнувшись мне, запел:
Вот Стефан наш, славный малый,Конюхом он был удалым…Я почувствовал, что по цвету сейчас вот-вот сравняюсь с кетчупом из своей тарелки, и открыл рот, чтобы крикнуть Ниссе, чтобы он заткнулся. Да только я совсем забыл, что рот у меня до отказа набит спагетти с мясным соусом, и стоило мне его открыть, как все вывалилось наружу. Полупережеванная желтокоричневая масса с чавкающим звуком шлепнулась обратно в тарелку.