Пенитель моря
Шрифт:
Тьма все больше и больше окутывала океан. Паруса были уменьшены. Капитан Лудлов погрузился в сон, но не на долго. С восходом солнца он уже был на ногах. Приказав распустить паруса, молодой капитан с новым рвением стал стремиться к достижению заветной цели. Около полудня «Кокетка» вышла за Монтаук. Едва корабль миновал этот мыс и почувствовал свежее дыхание океана, как марсовые показались на мачтах, и двадцать любопытных глаз устремились на горизонт. Лудлов помнил обещание Тиллера встретиться в здешних местах и знал, что тот не любит бросать слова на ветер.
— Горизонт пуст, — сказал он, с разочарованным видом опуская бинокль, — а между тем контрабандист, повидимому, не такой человек, чтобы прятаться из боязни.
— Из боязни… гм! Из боязни французских кораблей и… из почтительного уважения к крейсерам ее величества? — заметил подшкипер. — Это две вещи различные. Если этот Пенитель Моря устроит нам второе состязание и притом в отрытом море, то он покажет себя невеждой, не понимая той разницы, которая существует между крупным кораблем и мелким.
— Море чисто?
— Да, а ветер дует с юга. Тот залив, который мы прошли между тем островом и материком, окаймлен многочисленными бухточками, и, быть-может, в то самое время, как мы ищем его в отрытом море, проклятый контрабандист преспокойно скрывается в одной из этих бухт. Ведь откуда мы знаем, что он сегодня ночью не поворотил снова на запад? Если так, то теперь мошенник, вероятно, спрятался где-нибудь под мысом да ухмыляется при мысли о том, как ловко он провел королевский крейсер.
— В этом нет ничего невозможного. Если Пенитель действительно хочет нас избежать, то для этого у него есть все средства.
— Парус! — закричал марсовой.
— С какой стороны?
— Под ветром, капитан, впереди того облака, которое поднимается над горизонтом.
— Можешь сказать, какая оснастка?
— Он прав! — прервал лейтенант. — Действительно, облако мешало раньше его видеть. Теперь и я вижу: корабль, хорошо оснащенный, движения легкие; носом обращен к западу.
Лудлов посмотрел в трубу. Вид у него был серьезный.
— У нас мало рук, чтобы померяться силами с иностранцем! — сказал он, передавая трубу Тризаю. — Видите, он несет лишь верхние паруса. Это не в обычае торговых судов и при том в такой ветер.
Тризай молчал и внимательно смотрел в трубу. Затем он бросил печальный, взгляд на более чем наполовину уменьшенный экипаж своего корабля. Матросы с любопытством всматривались в незнакомое судно, становившееся по мере движения облака все яснее. Наконец старый моряк тихо произнес:
— Не будь я лейтенант, если это не французский корабль. Это можно видеть по его коротким реям, по своеобразно закрепленным парусам. И притом военный корабль. «Купец» не стал бы нести так мало парусов, когда еще остаются добрые сутки пути до гавани.
— Я во всем согласен с вами. Да, если бы все мои люди были здесь! Теперь же у нас слишком мало народу, чтобы выдержать бой с судном, не уступающим нашему в силе. Сколько нас?
— Менее семидесяти человек. Это мало для двадцати четырех пушек и стольких снастей.
— А между тем мы не должны пускать его в гавань…
— Нас заметили, — прервал лейтенант. — Смотрите: он распустил уже брамсели.
«Кокетке» оставалось одно из двух: или удирать по-добру по-здорову, или же вступить в неравный бой. Первое еще легко можно было выполнить. Однако, самолюбие не допускало постыдного бегства. Итак, было решено готовиться к бою, и в этом смысле были даны приказания. Лишь несколько убеленных сединами матросов, у которых года значительно убавили юношеский задор, молча покачивали головами, не одобряя принятого решения.
Сам Лудлов хотя, быть-может, и чувствовал некоторое, смущение, но не показывал и виду. Он отдавал приказания громким и ясным голосом. Реи были спущены. Верхние паруса закреплены. Барабан ударил боевую тревогу, все матросы заняли каждый свое место. Подозвав Тризая, Лудлов поднялся с ним на корму, чтобы, с одной стороны, переговорить наедине, а с другой, — чтобы удобнее наблюдать за маневрами неприятельского судна.
Француз повернул к северу и, подставив все свои паруса ветру, быстро несся к английскому крейсеру.
«Кокетка» тоже шла навстречу врагу. Через полчаса оба противника настолько сблизились, что уже не оставалось никаких сомнений относительно их характера и взаимной силы.
Неприятельский корабль повернулся боком к ветру и приготовился к бою.
— Он обнаруживает, однако, значительное мужество и изрядную артиллерию, — заметил Тризай, когда корабль повернулся к англичанам бортом. — Двадцать шесть острых зубов! Недурно! Словом, судно хоть куда! Корпус довольно хороший, но паруса… Посмотрите хотя бы на эти брамсели. Может ли быть какое-нибудь сравнение с добрым английским парусом, который ни слишком узок вверху, ни слишком широк, с прочными снастями, прекрасно пригнанными к месту?! Что же касается красоты, то ни природа, ни искусство не могут и создать лучшего. Вот американцы заводят разные там новшества в деле кораблестроения, как-будто можно удаляться от образцов, завещанных еще нашими предками, и что же: все лучшее у них английское. То-то глупое тщеславие!
— Однако, мистер Тризай, — задетый за живое, возразил Лудлов, считавший себя американцем по месту рождения, — эти самые американцы неоднократно обгоняли даже наше судно, построенное по лучшей модели в Плимуте. А эта бригантина, которую мы не могли догнать, хотя ветер нам особенно благоприятствовал!
— Неизвестно еще, капитан, где эта бригантина построена. Может-быть, здесь, а может-быть, и там. Что касается этих американских затей… Француз берет паруса на гитовы и обнаруживает как-будто намерение оставить их висеть. Это ведь все равно, что осудить их на верную гибель… Итак, мое мнение таково, что все эти новые методы не ведут ни к чему путному.
— Ваше рассуждение убедительно, мистер Тризай! — рассеянно заметил Лудлов, мысли которого были заняты, совсем не тем. — Согласен с вами, что было бы лучше для французов спустить их вместе с реями.
— Паруса француза опять надуваются. Очевидно, он хочет маневрировать, прежде чем вступить в дело.
Лудлов смотрел на врага. Он видел, что минута действий приближается. Поручив Тризаю вести крейсер прежним курсом, он спустился на шканцы. Подойдя к дверям своей каюты и взявшись за ручку двери, он несколько мгновений колебался, но… отворил дверь и вошел в каюту.