ПЕНРОД
Шрифт:
Об этой книге и ее авторе
Трилогия о Пенроде – одна из тех редких книг, которые остаются с тобой на всю жизнь. Читая ее, ты будешь сопереживать героям и смеяться над их поступками от первой до последней страницы. В США, других англоязычных странах трилогия о Пенроде известна уже более семидесяти лет, а вот на русском языке из нее недавно вышла лишь пара фрагментов в альманахе «Мальчик», да первая часть в сокращенном переводе была издана в 20-е годы. Полный перевод всех частей и глав – так, как они задуманы автором – наше издательство выпускает впервые.
Написал эту замечательную книгу американский
Интересно и то, что в детстве Бус Таркинтон хотел быть художником – не оттуда ли великолепные «портреты» персонажей, выполненные всего в двух-трех словах, удивительное точное описание городка, в котором живет и действует юный Пенрод Скофилд? Однако вскоре увлечение изобразительным искусством уступает место литературе. Таркинтоновскому восприятию жизни, его юмору требуются словесные образы. Заметив первые произведения молодого писателя, пожилой Марк Твен сказал, что этим юмористом Америка еще будет гордиться. Он не ошибся. Бус Таркинтон одну за другой создает великолепные пьесы, дважды удостаивается Пулитцеровской премии – высшей литературной награды США. В 1942 году ему вручают медаль Рузвельта – « за достоверное и поэтичное изображение жизни на Среднем Западе». Но самую большую славу принес писателю мальчик – сорванец Пенрод.
Ныне трилогия о Пенроде выдержала множество переизданий, несколько раз экранизирована, неизменно фигурирует среди шедевров юмористической литературы США. На родине автора ее с одинаковым восторгом читают и дети и взрослые.
« Я успел сделать так много, – заметил Бус Таркинтон в автобиографии, – потому что занимался любимым делом». К книге, которую ты сейчас прочтешь, эти слова можно отнести в полной мере.
Издатели
Глава I
ПЕНРОД И ЕГО СОБАКА
Пенрод сидел на заборе, а его маленький пес по имени Герцог с самым очаровательным и беззаботным видом взирал на хозяина. «Тебе-то хорошо!» – бросив на собаку угрюмый взгляд, подумал Пенрод.
Мрачное настроение отражалось в каждой черте его лица. Конечно, как и всякий нормальный мальчишка, двенадцатилетний Пенрод Скофилд давно уже умел владеть собой, и в присутствии взрослых мог напустить на себя самый беззаботный вид, чего бы это ему ни стоило. Но сейчас вокруг не было никого, кроме верного Герцога, и он, не боясь взрослых, которые вечно пристают со своими нотациями, дал волю съедающей его ярости. Жгучей, всепоглощающей ярости, причиной которой было творение некоей миссис Лоры Рюбуш.
Эту Лору Рюбуш – чего Пенрод совершенно не разделял – уважали чуть ли не все в их городке. А мать Пенрода вообще души в ней не чаяла, и они были закадычными подругами. Сама же миссис Рюбуш просто жить не могла безо всяких благотворительных сборищ и изящной словесности. И вот, одержимая страстью и к тому и к другому, она недавно скроила что-то вроде инсценировки «Рыцарей Круглого стола». Разница заключалась в том, что в ее пьесе действовали не взрослые рыцари, а дети. Она так и называлась – «Маленькие рыцари Круглого стола», и представление с декламацией и шествиями юных рыцарей должно было состояться сегодня днем в зале «Женского клуба искусств и ремесел». Весь сбор от продажи билетов миссис Рюбуш передавала «Обществу развития цветных детей».
А ведь неделя школьных занятий и без того была тяжким испытанием. К концу ее душа Пенрода неизменно утрачивала многие из черт, свидетельствующих о высоком предназначении человека. Все же, обычно, перед наступлением выходных он сохранял хоть немного доброты и мягкости. Сегодня жестокий удар судьбы испепелил и эти последние крохи добродетели. Дело в том, что в предстоящем спектакле ему предстояло играть ведущую роль, и избежать этой участи не было никакой возможности. А это значило, что ему придется вслух произносить слащавые стишки, которыми в пьесе миссис Рюбуш изъясняется болван по имени сэр Ланселот-дитя.
После каждой репетиции Пенрода посещала мысль, что час пробил и пора покинуть родные края. Да он бы и сбежал, но десять дней назад дело приняло иной оборот, и можно было надеяться, что ничто не омрачит выходных. У миссис Лоры Рюбуш разыгралась такая сильная простуда, что предполагали воспаление легких. Никто не сомневался, что спектакль отменят. А она умудрилась справиться с болезнью так быстро, что даже репетицию не пришлось переносить, и мир для Пенрода снова померк. Какое-то время он лелеял планы членовредительства, – ведь если он изуродует себя, его придется освободить от роли сэра Ланселота-дитя. Но, предприняв несколько не слишком решительных попыток в этом направлении, он понял, что на подобные страдания не способен. Итак, пути к спасению не было. Час спектакля близился. И бедному Пенроду оставалось только сидеть на заборе и, предаваясь тоске, с завистью взирать на беззаботного Герцога.
Несмотря на громкое имя, Герцог явно не принадлежал ни к одному из знатных собачьих родов. Маленький, неказистый, с седой бородкой и бакенбардами неопределенного цвета, он больше всего напоминал старого почтальона. И все-таки Пенрод завидовал Герцогу. Не приходилось сомневаться, что ему-то никто никогда не предложил бы роли сэра Ланселота-дитя. А, значит, Герцог мог распоряжаться своим временем, как угодно. Неизвестно, правда, что сказал бы по этому поводу сам Герцог. Ведь Пенрод довольно часто ущемлял его свободу.
Сидя на заборе, мальчик мысленно посылал проклятия в адрес ненавистного спектакля. Это была тирада без существительных. Пенроду хватило и прилагательных, и уж ими-то он щедро наделил события, которые должны были развернуться в ближайшем будущем. Нагнетая эпитеты, он придал картине предстоящего спектакля столь омерзительные черты, что тоска, и без того им владевшая, достигла крайней степени. Вопль, леденящий душу, вырвался из его груди. Верный Герцог испуганно вскочил. Подняв ухо, он с тревогой следил за хозяином. А тот, злобным голосом продекламировал: