Пенсия для морского дьявола - 3. Подводный охотник
Шрифт:
— Да-а-а, братан, — протянул я, всё ещё утирая весёлые слёзы, и покачал головой, — ещё много тебе предстоит, открытий чудных. Ещё много шаблонов разлетятся вдребезги, пока я из тебя человека сделаю…
С добычей — в корзине лежал пяток рыбин, добытых часа за два - я отправил Каналоа на пляж, дав задание выпотрошить и промыть. Жаль соль ещё не выпарилась, да специй я тут пока никаких не разведал.
А сам отправился проверять свои каучуковые «плантации»…
Да-а-а-а…
Хм… И как из… ЭТОГО… сделать то, что мне нужно?
В кокосовых скорлупках, судя по следам на стенках, латекса набралось дай бог треть. И то, что набралось, сейчас свернулось, превратившись в мягкие, скользкие комочки.
Я почесал тыковку. За-са-да…
Зарубки, естественно, «латексоточить» перестали, подёрнувшись белой, резиновой на ощупь плёнкой.
Память что-то такое услужливо подкинула: да, точно, надрезы приходится подновлять постоянно. Я даже вспомнил вид гевеи на плантации — у неё ствол, с одной стороны, весь исполосован этими «шевронами» — V-образными зарубками. Кстати, сверху вниз… Хм, почему? Впрочем, мне какая разница? Если так делают профи, значит и мне надо. К чему изобретать велосипед?
Но делать новые надрезы не стал — надо пока с тем, что собралось разобраться.
Пока возвращался на пляжик, всё ломал голову: а дальше то что? Вообще-то, если честно, я ждал, что собранный латекс застыв и так превратиться в каучук. Дальше тот, по-хорошему, надо вулканизировать. И я даже теоретически знаю как. Но была надежда, что и не вулканизированный он подойдёт для моих целей. Теоретически, вулканизация позволяла резине не «раскисать» на жаре. А я на жаре её использовать и не собирался — под водой тут не жарко.
Но выходит, что не только вулканизация встала барьером меж мной и моей целью.
— Прости меня, — как только я появился на пляжике, Каналоа встал, и церемониально поклонился, — я опять плохо думал о тебе. Я думал, что ты тот, кто не чтит законы и традиции, а ты… Ты великий человек… или дух… Я не знаю, — задумался, потом выдал. — Наверно ты всё-таки дух, ибо ни один человек не додумается убивать рыбу копьём!
Наверно, я бы как-то по-другому отреагировал, если бы мой мозг не заполнила целиком «проблема каучука».
— Да… Забей, — отмахнулся я.
Правда потом заметил недоумение на лице бывшего воина, и, придав лицу более серьёзный вид, сказал:
— Я прощаю тебя, за твои мысли. Ты же не знал! — и всё ж не удержался, добавил на лицо и в голос суровости, сдвинул брови. — Но впредь, не смей думать про меня плохо… И замышлять недоброе.
Последнее
Каналоа аж распростёрся на песке у моих ног.
— Я клянусь тебе в этом, дух!
— Ладно, вставай, — махнул рукой я, — рыбу почистил? А, да, вижу. Короче, слушай задачу: на тебе костёр и ужин, ну а я… — на секунду задумался: по-хорошему надо провести вечернюю треньку, но что-то вымотался за сегодня. — А я пойду, поныряю.
Когда поверхность воды сомкнулась над ластами, и я вновь провалился в темно-синюю мглу, а в уши… даже не в уши — сквозь кожу головы стал вливаться «голос океана», заклинившие было мозги словно отпустило.
Уксус! Чёрт возьми! В латекс льют уксус! Или другую, подходящую кислоту. А после отжимают, ибо в таком виде в нём слишком много влаги. Вроде как, до шестидесяти процентов.
Ну ладно, уксуса у меня пока нет… Пока. Но я ведь знаю, где мне его взять? И можно, в конце концов, попробовать отжать свернувшийся латекс!
Я словно отмёрз. Или — скинул шоры. Восприятие словно открылось, развернуло передо мной бескрайнюю картину предвечернего океана, на который я стал смотреть немного другим взглядом.
Опустился до дефилирующих вдоль скалы каракатиц. Ближе, конечно, не подойти, но если… Я вытянул руку, словно прицелился. Да, отсюда, пожалуй, достану.
Глубина достигла полутора десятка метров, и я уже свободно падал, лишь подправляя направление изгибом тела или лёгким шевелением самых кончиков ласт. Каракатица, наконец-то, соизволила обратить на меня внимание, и, прикрывшись чернильным пятном, сквозанула вдоль скалы, а потом и вовсе забилась в какую-то щель.
Взгляд, потеряв отслеживаемую цель, переключился дальше. И вновь упёрся в крупные, тёмные спины больших рыбин, что стремительно скользили в отдалении от скалы, глубже тридцати метров.
Да уж… Я зачем-то вспомнил свой бамбуковый гарпун. Эту шкуру я им точно не пробью. Можно и не пытаться. Даже если как следует разогнать… ну, например, если я всё-таки «изобрету» порох — бамбук разлетится при ударе о бок такой рыбы в щепки.
Вот тебе Скат, ещё проблема, чтоб не скучно было. А то думал — гевеи найду, и, считай, тунец у меня в кармане… Ха! Карманами не обзавёлся, а туда же!
Диафрагма толкнулась первой контракцией, пора на всплытие. За мидиями придётся уже следующий нырок делать. Где-то, в глубине сознания мелькнуло самодовольное: «Нырок больше чем на два гонга и метров на двадцать пять в глубину! Это вам не с камнем пешком по дну шастать!»
Мидии я собрал, но отложил пока в заранее выкопанную на берегу ямку с водой. Пусть будет запасец. Сегодня у нас рыба!
Даже Каналоа похоже наелся «от пуза» — сидел, откинувшись, с видом удава, проглотившего кролика, лениво помаргивая слегка осовевшими глазами.