Пенталогия «Хвак»
Шрифт:
— Вот видишь!
— Да, и поэтому сержусь самую-самую малость, не из-за твоего Скатиса, а за твою попытку превратить число пять в число шесть. Лучше бы я взамен ребят из дружины пригласил… Тихо, тихо, не кипятись, я же просто так сказал, для пущего сравнения! Благо, просто бы они сидели, вкушали, но ведь каждый по очереди молиться вслух затеет… Матушку я вообще упрекать не имею права, ей и так сейчас не сладко. Кстати, я ее завтра провожу лично и погощу у нее в замке денек, осмотрюсь — все ли там сделано как следует, не требуется ли чего еще?
— Да, это совершенно правильно, мой дорогой, о родителях надо заботиться. Ох, мне ведь
— Ты??? Хм… Но тебе идет.
— Спасибо, о, повелитель, однако, дамы, почтившие нас сегодня своим визитом, могут неправильно меня понять, обвинить в дурновкусии, в нищете, в неряшливости, в неуважительном отношении к гостям.
— В нищете??? А кто сегодня будет из гостей?
— Гости уже съехались.
Маркиза Тури достала из рукава тоненький свиток и сунула его в нагрудный карман кожаного фартука, в который ее громогласный супруг все еще был облачен.
— Вот полный список, сударь. Вам направо, в ваши покои, мне налево, в мои. Ванна для вас уже подготовлена, а также мыло, щетки, терки, полотенца. Хорошей вам воды, сударь.
— Погоди, Тури! Ванна-то здоровая, давай вместе! Стой! — Но маркиза, надежно защищенная стайкой хихикающих фрейлин, только ускорила шаг.
Хоггроги оглянулся — и его уже взяли в кольцо дворяне свиты, слуги, военачальники: Марони, Рокари. Делать нечего, придется в одиночку подчиняться этикету.
— Заранее готовьтесь, судари мои, обед будет долгим, нудным… Однако сытным. Ступайте все в большой зал, там кресла, закуски, игры, картины… До ванны я сам доберусь. Где мои покои? Налево, Тури сказала?..
— Направо, ваша светлость, — с самым серьезным видом поправил его старший слуга…
С тех пор, как после смерти Ведди Малого молодой маркиз и его супруга, послушные тысячелетнему обычаю, переселились в Гнездо, главное поместье удела, в душе у Хоггроги словно бы оборвалась еще одна золотая ниточка, связывающая его с беспечной и счастливой юностью: им с Тури было так уютно в их маленьком замке!..
Конечно же, Хоггроги превосходно знал, где расположены мужские и женские покои, отведенные для него и для Тури, ибо первые пятнадцать лет своей жизни он провел здесь, под сводами старинного замка, за это время он излазил все, от подвалов и погребов до чердаков, искал потайные ходы и секретные двери в сырых подземельях, выслеживал врагов со смотровой площадки на самой верхотуре донжона… Так ни одного и не засек, ни он, ни отец его, который мальчишкой тоже любил с высоты озирать пространства, ибо за врагами надо было выезжать туда, далеко, к границам удела, а окрестности Гнезда не ведали войн и сражений лет с тысячу, а то и больше…
Но однажды двенадцатилетний Хоггроги, воспользовавшись удачным мигом, сбежал от слуг и нарвался в одном из запущенных подземелий замка на какого-то полоумного нафа, одинокого и голодного, вполне возможно, что изгнанника, покореженного то ли старостью, то ли его отвратительными соплеменниками… Это была чистая случайность, ибо замковые жрецы свою службу несли исправно, на все подозрительные места накидывали защитные и сигнальные за-клятья, да и нафы никогда не беспокоили обитателей замка… Но вот — случилось, и Хоггроги принял бой, вместо того чтобы просто убежать… Сквозь многочисленные трещины и щели в сводах подземелья просачивался дневной свет, очень узкими и трепетными лучиками проникал, но вполне достаточно, чтобы непроглядная тьма выцвела в полутьму, посильную человеческому глазу.
— Да, — вспомнил Хоггроги, — наф был хром, вдобавок ко всем своим бедам, и догнать меня просто бы не сумел.
— Что вы сказали, ваша светлость?
— Ничего, это я сам с собой разговариваю. Подлей-ка еще горяченькой, распарюсь. Успеем?
Слуга сбегал к песочным часам, вернулся и зачерпнул ушат кипятка.
— Успеем, ваша светлость. Даже и в мыльню бы успели… Столько или еще?
— О-о-о… Достаточно. И не отвлекай меня, я думаю.
Наверное, наф охотился на одичавших домовых, а Хоггроги ему помешал. Главное было — не подставлять свою плоть под нафьи клыки и когти, ибо гниль и грязь на них — подлее любой отравы. Хоггроги швырнул в нафа все четыре ножа, что были при нем — да без толку. С самого раннего детства он знал, конечно же, что на нафов простая сталь не действует, но… Просто захотелось попробовать. Попробовал — и остался почти безоружным, ибо, по малолетству его, ему ничего увесистее кинжала на поясе не полагалось. Зато кинжал у него был высшей пробы, фамильный: прапрадед еще ковал, да лучшие жрецы и колдуны Империи все новые и новые заклятья накладывали, слой за слоем, поколение за поколением.
Хоггроги раз отпрыгнул и другой, а на третий — нырк под когти правой нафьей лапы и пырнул его в бок. И опять отскочил. Хоггроги до сих пор был уверен, что в тот день он бы и в одиночку управился с нафом, да прибежал отец, невесть откуда почуявший опасность для своего сына. Выскочил из-за угла, огромный, горячий и бесшумный: сына затрещиной угостил, нафа мечом. Хоггроги кубарем покатился, собирая с каменного пола на праздничную батистовую рубашку плесень и полусгнившее домовячье дерьмо, а наф на месте опал беззвучно, превратившись в две осклизлые кучи.
Следом уже и караульные набежали, и Марони, сенешаль отца, весь еще с каплями соуса на бороде… Жрецы тут как тут, слуги… Ощупывали, осматривали, обтирали да переодевали… А потом, когда убедились, что цел и невредим, проводили на суд и расправу, в отцовские покои.
— А ну как он бы тебя сожрал? Ведь я мог вернуться из похода не вчера, а послезавтра, или через неделю? Полагаю, что матушка очень бы расстроилась такому обороту событий.
— Не сожрал бы, небось, я ему печень уже проткнул.
Ведди загыгыкал в ответ и добродушною рукой, стараясь не задеть распухшее ухо отпрыска, взъерошил ему волосы, и так уже торчащие беспорядочно куда попало.
— Дурачок. Я, например, не знаю, существует ли у них печень, и если да, то как расположена. Где твои ножи швыряльные?..
Хоггроги виновато потупился. Грязные куски железа, извлеченные из нафьей слизи, ножами уже назвать было нельзя, до такой степени их изъела непонятная ржа.
— Не слышу ответа?
— Пропали ножи.
— Пропа-али у него. Пусть Марони лично тебе подберет, и впредь будь, пожалуйста, умнее. А теперь ступай к матушке, уж она тебе задаст как следует, уж она грозилась!..
Хоггроги выскочил из покоев отца и помчался к матери, ничуть не устрашенный отцовским предупреждением, ничего она не задаст! — И точно: мать только ахнула, заплакала в голос и прижала его к себе, вся такая пышная, самая добрая на свете, пахнущая кипарисом и мятой, а хор из приживалок и фрейлин ее свиты дружно подхватил жалобные причитания… Хоггроги тогда еще подумал, что проще было бы вытерпеть взамен две отцовские оплеухи. Но матушку он очень любил, пришлось терпеть.