Пепел богов. Трилогия
Шрифт:
Лук потер глаза. Они действительно саднили половину дня, но потом резь прошла, и, заглянув в мутное зеркало в одном из постоялых дворов, Лук не узнал сам себя. На него смотрел юный туварсиец, который кое-что испытал в жизни, но, судя по его удрученному виду, это кое-что ограничилось частыми тумаками и подзатыльниками. Выходит, изменять внешность Лук уже научился? Оставалось только научиться прятать собственный мизинец.
Лук растопырил пальцы и подумал о том, что когда-то он и в самом деле мечтал попасть в Намешские палаты, заслушивался, когда Курант рассказывал то, что знал о
— Чтобы разобраться, — пробормотал Лук. — Разобраться, что это за напасть навалилась на меня, на моих близких, на мой город, на весь Текан.
Растопыренные пальцы начали расплываться, как будто Лук научился прятать не только мизинец, но и всю ладонь, он начал проваливаться в сон, когда раздался стук в дверь и довольный голос Харка провозгласил:
— В этой харчевне совершенно не умеют готовить. Пришлось пройти на кухню и объяснить местной стряпухе, как надо тушить баранину на косточках. Думаю, что она меня поняла. По крайней мере, та порция, что я получил для господина Кая, вовсе не столь гадкая, которую пришлось съесть мне…
На следующее утро сразу после завтрака Лук отправился в хранилище книг и свитков, в котором, как он уже знал, правил наставник Пата. Наставником оказался сухой старичок с козлиной бородкой и торчащими в стороны седыми усами. Он одернул серый балахон, заправил за уши редкие волосы, разгладил усы и наклонился, чтобы рассмотреть ярлык Лука, потом поднял брови, нахмурился и с интересом спросил:
— А почему же не фехтование, господин Кай?
— То, что не риторика, не математика, не каллиграфия, не удивляет? — ответил вопросом Лук.
— Не удивило бы фехтование, — заметил Пата и указал на дубовые скамьи и столы, за которыми не было ни одного школяра. — Риторика, как свод правил высказывания и доказывания сказанного, в Текане подобна умению петь. То есть если она присуща школяру, то присуща от природы. Обучением этой науке почти никто не занимается, потому как нет достойных учителей. И мы в стенах Намешских палат даем только основы. Так как мы должны испытывать новых школяров?
— Господин Пата, — поклонился Лук, — правильно ли я понял, что если достойных учителей риторики нет в Текане, то где-то еще они были?
— Возможно. — Пата задумался, подкрутил кончики усов, с интересом прищурился. — Вернемся к другим наукам. Каллиграфия подобна обучению танцам. Танцор, который использует ноги только для ходьбы или бега, перестает быть танцором уже через год. Каллиграфии учат в писцовых школах, а детей арува скорее, к моему сожалению, пристало учить грамоте.
— Математика? — напомнил Лук.
— Математика случается, — кивнул Пата. — Но она проста. Проста в той сумме знаний, которыми может располагать новый школяр. Какой смысл испытывать человека в простоте?
— То есть, — Лук задумался, — получается, что вы собираетесь дать школяру несколько больше знаний, чем достаточно для расчета в кабаке?
— Если он будет способен эти знания взять, — заметил Пата. — Но история…
— Ничем не хуже фехтования, — заметил Лук. — Но почему в качестве
— Многое! — заметил наставник. — Его темперамент, его выдержку, сосредоточенность, благопристойность, честность, хитрость, выдумку и многое, многое, многое другое.
— Интересно, — удивился Лук. — Тогда отчего же вам было просто не проследить за походкой будущих школяров? В том, как человек переставляет ноги, вы могли бы обнаружить все те же его свойства, что и в фехтовании.
— А почему ты, господин Кай, думаешь, что мы не следим за походкой? — рассмеялся наставник. — Ладно, в словопрения мы можем углубляться бесконечно. Я правильно понял, что ты пришел сюда, чтобы подготовиться к испытанию по истории?
— Ну если мне это удастся, — согласился Лук.
— На чем основаны твои сегодняшние знания? — поинтересовался наставник.
— На рассказах отца, — ответил Лук. — Он многое поведал мне. Он путешествовал, объехал весь Текан и о каждом его городе мог что-то рассказать.
— Он был торговцем? — прищурился наставник.
— Скорее воином, — ответил Лук.
— Надеюсь, что он еще жив? — наклонил голову наставник.
— Я тоже надеюсь на это, — кивнул Лук. — Когда мы расставались с ним, он был жив и не собирался умирать.
— В таком случае я был бы рад передать ему почтение, что он сумел воспитать столь учтивого собеседника, — легким поклоном ответил Пата. — Ты владеешь грамотой?
— Отчасти, — уклончиво ответил Лук. — Каллиграфией не владею точно, но написать письмо или разобрать купчую смогу. К сожалению, мне не удавалось уделять много времени чтению.
— Желаю, чтобы в дальнейшем это время у тебя появилось, — заметил наставник. — Теперь же скажи, какие знания ты хотел бы освежить? Или тебя интересуют те вопросы, ответы на которые ты не знаешь вовсе?
— Меня интересует многое, — согласился Лук, — но для начала я хотел бы просто полюбопытствовать. О разном. К примеру, как далеко в древность можно проследить историю Текана? Как образовались кланы? Или они были всегда? Кто такие сиуны? Что такое Пустота? Что значат двенадцать отметин на знаках смотрителей и что значат двенадцать зубцов на крышах Храма Пустоты? Что за город или крепость под именем Гима существует на краю Вольных земель? Где находится Запретная долина и что в ней запретного? Правда ли, что там расположено сердце Салпы?
— Это все? — отчего-то помрачнел наставник.
— Часть всего, — не сводил с него глаз Лук. — Ну еще я хотел бы узнать, о какой матери деревьев рассказывают дикие охотники? Что за огромный разрушенный город вроде бы лежит на берегах большой реки, что течет в Диком лесу?
— Вот я смотрю на тебя, господин Кай, и думаю, — медленно произнес Пата, — ты со всей своей учтивостью нагл до крайней степени или глуп? Или ни одна из этих категорий не исключает вторую? Почему ты думаешь, что я не пойду сейчас к смотрителю Намеша и не расскажу ему о новом школяре, который задает столь ужасные вопросы? Знаешь ли ты, что даже упоминание Запретной долины влечет немедленную смерть? Тебя даже не доведут до дробилки.