Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда. 1943-1945

Незадолго до того, как в свои «семнадцать мальчишеских лет» оказался военнопленным Красной армии, я передал этот дневник одной девушке из Саксонии. Пережив много мытарств и прошагав не по одной неверно выбранной дороге, я получил его обратно. С ужасом, внутренне содрогаясь, я перечитал те строки, записанные мной с ребяческим задором в уже ушедшие в историю годы, в бытность мою членом гитлерюгенда, бойцом вспомогательного состава военно-морского флота, мобилизованным службой имперской трудовой повинности, и солдатом. Многое я мог перечитывать ныне лишь с чувством стыда, постоянно думая при этом о другом дневнике, который вела девушка моего тогдашнего возраста, в то же самое время, на задворках одного дома, в Амстердаме. [1] Сколь же отличается от того, что им пришлось пережить, военная повседневность моего тогдашнего существования! После идиллии померанской деревенской жизни, с чувством

защищенности, которое я испытывал, живя в крестьянском доме моих предков, мой путь лежал к тяготам и опасностям, которые мне довелось испытать на различных стадиях подготовки юношей военного поколения для фронта. Лагерь гитлерюгенда, тренировочный лагерь войск СС, артиллерия противовоздушной обороны военно-морского флота, государственная трудовая повинность и, наконец, фронтовые части вермахта были теми ступенями, по которым было суждено пройти всем немецким юношам в те грозовые годы.

Так что дневник этот, как мне представляется, может быть типичным свидетельством дум и настроений моего поколения. Именно поэтому я и не стал улучшать его стиль, удалив лишь некоторые сентиментальности и фронтовой солдатский жаргон, но оставив без изменений все имена и фамилии упоминаемых личностей. Повседневные зарисовки не претендуют на литературную исключительность. Но все же я полагаю, что дневник этот имеет определенную документальную ценность, поскольку записи в нем прежде всего отражают то, как жили, что думали и чувствовали молодые люди, чья юность прошла в горниле военных лет. В людях старшего поколения он, возможно, пробудит воспоминания о наших деяниях, слишком быстро забытых нами.

И мне остается только пожелать будущим поколениям взрослеть без ужасов войны!

Клаус Гранцов

Все-таки я влип! Дело в том, что мне удавалось увиливать от дежурств в гитлерюгенде. Пока я еще состоял в «Дойчес юнгфольк», это сходило с рук. Но когда к Пасхе мы, пимпфы [3] рождения 1927–1928 годов, должны были переходить в гитлерюгенд, как назло, оказалось, что моим шарфюрером [4] должен стать Гюнтер. Еще в «Дойчес юнгфольк» он одно время был моим звеньевым, а потому знал все мои уловки!

Все произошло даже без моего участия, вроде бы само собой, но мне теперь аукнулось мое отлынивание от дежурств: поскольку местом моего проживания считается наше село Мютценов, то я числюсь в отряде 13/49, а так как хожу в школу в Штольпе, да и живу там в пансионе, то не могу присутствовать на дежурствах по средам и субботам. Поэтому я должен был выйти из деревенского отряда и записаться в городской отряд 3/49. Однажды я поучаствовал в общем сборе на Фридрихсплац. Но во время дежурств занимались только строевой подготовкой и приемами с винтовкой. Других пимпфов я и знать не знал, а из звеньевых меня никто в глаза не видел. К тому же в случае чего я всегда мог сказать: «Так я же был на дежурстве в Штольпе!»

В нашем классе все ребята знали об этом моем финте, но никто из них меня не выдал. Все они крепко держали рот на замке. Им оставалось лишь завидовать мне: я мог делать что хочу, в то время как им приходилось торчать на дежурствах.

Но теперь моя вольная жизнь накрылась медным тазом, поскольку Гюнтер учится в той же гимназии, что и я, лишь классом старше, а в его классе почти все носят аксельбант вожатого, эту «обезьянью лиану». И когда Гюнтер поедет на дежурство домой, я, разумеется, должен буду ехать вместе с ним, поскольку присутствие на дежурстве — это долг. Он, должно быть, бегал по стенкам, когда сообразил, что я был в Штольпе на дежурстве всего один раз, и хотел бы смешать меня с грязью.

И я никак не мог от него отбиться. Если бы он доложил об этом вожатому нашей дружины, я бы в мгновение ока вылетел из школы. А этого я никак

не хотел. Школу я непременно хотел бы закончить.

Так что я напомнил Гюнтеру о своем участии во всех всегерманских спортивных состязаниях и в прошлом году в Салеске занял второе место в нашей команде, набрав 270 очков (пробежал 60 метров за 9,2 секунды и прыгнул в длину на 4,8 метра).

После этого он пришел в еще большее бешенство, так как никогда ничего не выигрывал, — в спорте он пустышка. Ему осталось только проворчать: «Ну да, выковыривать изюминки из кекса — это ты умеешь, а как шагать в ногу — так в кусты!»

Потом он еще заявил мне, что я ни разу не бывал в лагерях гитлерюгенда и никогда не ходил в походы с ночевкой. Так что в следующий раз мне придется туда отправиться. И записаться на поездку в большой летний лагерь в Донских Дюнах.

Теперь мне остается только одно: бодро и браво вперед с песнями! И дважды в неделю на дежурство! Явка на них — мой долг!

Могу честно сказать: я побаиваюсь лагеря, всей этой муштры и шагистики. Самое паршивое то, что никто из нашего класса не поедет в Донские Дюны, да и из наших деревенских ребят никто туда не записался. Так что я снова буду там совсем один. Это меня немного пугает. Поэтому я возьму с собой этот дневник, который тетя Линк подарила мне еще в прошлом году. Она как-то увидела, что я тайком веду дневник в блокноте с блестящей обложкой. Она посмеялась над этим и на мой день рождения подарила этот дневник. Но я пока что не сделал в нем ни одной записи, потому что не решался. У дневника украшенная цветами обложка, и он даже закрывается на замок. Такой внешний вид больше подходит для девчонки, а для парня это как-то не очень.

Но теперь я возьму его с собой в лагерь в Донских Дюнах, там он будет со мной как друг или, скорее, как подруга в цветастом платье.

Дежурства по средам всегда скучные, но зато по субботам даже приятные. Дело в том, что по средам мы занимаемся строевой подготовкой и учимся отдавать команду, по субботам же у нас строевая песня или игры на воздухе. Сейчас мы разучиваем «Песню старого бура» и лихо ее исполняем, потому что мы все видели кино «Дядюшка Крюгер» [5] с Эмилем Яннингсом в главной роли. Образ Крюгера [6] появляется также и в песне из этого фильма:

Старый седобородый бур Вел на войну всех своих сыновей. Меньшому едва исполнилось четырнадцать, Но он не боялся смерти за отчизну!

Нас всех впечатлила сцена в английском концлагере, а также и то, как священники [7] раздавали прихожанам одной рукой Библии, а другой — винтовки. Спортивными играми мы занимаемся по большей части в луна-парке или в Еврейской яме. Недавно еще мы ходили искать янтарь, но находили только маленькие, ничего не стоящие кусочки, так как евреи, когда купили этот участок земли, уже перекопали его, но тоже не очень-то обогатились, потому что слой песка с янтарем оказался очень тонким.

Я попытался еще раз отозвать свою заявку на пребывание в лагере гитлерюгенда. Во время большой перемены на школьном дворе я подошел к Гюнтеру. Он всегда бывает недоволен, когда я к нему обращаюсь в школе. Он точно знает, что ничем не может помочь мне, и ему неудобно отказывать.

Я сказал ему, что мой отец не хочет, чтобы я уезжал в Лонские Дюны, поскольку считает, что я во время каникул должен помогать ему с уборкой урожая. Он не уверен, что мы сможем управиться с уборкой вовремя, так как у нас очень мало работников.