Пепел и проклятый звездой король
Шрифт:
— Потому что я так устал, Орайя.
Его губы коснулись кончика моего носа. Почти поцелуй. Но не совсем.
— Я так устал притворяться. Устал притворяться, что не думаю о тебе каждую ночь. Что я никогда ничего не хотел…
Его горло дрогнуло, и он закрыл глаза, как будто ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Его пальцы снова нашли то место на моих крыльях, прочертив по нему так мучительно медленно, что я испустила дрожащий вздох, который заставил его наклониться чуть ближе, как будто он хотел поймать этот звук на своих губах.
—
Это звучало как мольба, словно он умолял меня дать ответ, найти решение. И я ненавидела тот факт, что поняла это, потому что я тоже это чувствовала.
Это было так утомительно — все время быть такой безрадостной. Чувствовать себя такой злой. Постоянно сопротивляться. Так же утомительно, как носить крылья на спине.
Какая-то часть меня хотела сдаться. Позволить себе почувствовать что-то большее, чем небытие, печаль или гнев. Позволить ему прикоснуться ко мне, попробовать меня на вкус, заполнить меня. Трахать его до тех пор, пока я не буду чувствовать только удовольствие.
Раньше это срабатывало. На какое-то время.
Но с тех пор многое изменилось.
Потому что, когда я закрывала глаза, я не видела приятных образов обнаженного тела Райна, его поцелуев или ласк.
Я все еще видела его окровавленное тело на земле. Я все еще видела, как он убивает моего отца.
Я все еще видела свой клинок в его груди.
Я отстранилась, достаточно, чтобы между нами было расстояние, и увидела, как выражение лица Райна стало серьезным, как зеркало моего собственного понимания, увидела, как реальность просачивается внутрь.
Дымка удовольствия и комфорта начала растворяться. Я уже оплакивала это.
— Я был эгоистом, — сказал он. — В тот день, когда мы были вместе, я был готов позволить тебе использовать меня, чтобы сбежать. Я сделал это, зная, что если ты узнаешь правду о том, почему я был там, ты возненавидишь меня за это. И это… это было неправильно. Я думал, что умру там на арене, и все будет кончено, и ты никогда не узнаешь обо всем. Но…
Было удивительно, как быстро это произошло. Как пламя, окунутое в холодную воду.
Внезапная волна гнева была холодной и всепоглощающей.
— И что, черт возьми, это должно было означать? — сказала я. — Это должно было быть милосердием? Что ты умираешь за меня?
Его лицо изменилось, между бровями появилась складка.
— Я…
— Мне снится, как мой клинок входит в твою грудь каждую гребаную ночь, Райн.
Слишком много эмоций. Не показывай ему это.
Но было слишком поздно. Слова лились из меня, горячие и обжигающие.
— Ты заставил меня убить тебя, — выкрикнула я. — Ты заставил меня сделать то, что ты не смог сделать. Второй раз в жизни я…
Я пыталась сдержать поток этих слов так сильно, что зубами я прикусила язык до крови. Я отвернулась. Но было слишком поздно, чтобы не увидеть, как на лице Райна промелькнуло осознание, когда он коснулся своей груди, прямо
Стыд захлестнул меня.
Я почти…
Матерь, что за дочь, черт возьми, из меня получилась? Что за королева?
— Орайя, — начал Райн, и я вздрогнула, приготовившись к его словам.
Но тут раздался стук в дверь.
Он не шелохнулся. Я чувствовала, как его глаза смотрят мне в спину.
Раздался еще один стук, уже громче.
— Райн? — раздался голос Мише из коридора. — Ты там?
Тишина.
Затем он наконец поднялся. Я не поднимала глаз, хотя слышала, как открылась дверь, и прозвучало яркое приветствие Мише.
— О! Ты очнулась!
Я не могла смотреть на нее. Я не хотела, чтобы она тоже это увидела.
— В чем дело? — Голос Райна был тихим.
Наступило молчание, пока Мише, несомненно, собирала все фрагменты воедино.
— Это от Вейла, — сказала она, в тон ему. — Там появилась… проблема в Сивринаже.
Райн выдохнул, что было бессловесным проклятием.
— Ты был прав — вздохнула она. — Они — чертовы ублюдки.
Глава
28
Райн
— Вот же чертовы ублюдки, — прошипел я.
— Угу, — согласилась Мише.
Я снова прочитал письмо, пальцы смяли пергамент со словами Вейла.
Предварительный мир после моего выступления на собрании знати мог затянуться лишь на некоторое время. В окрестностях Сивринажа начались волнения, причем некоторые из мелких ришанских дворян не только отказывались посылать свои войска, но и активно подрывали усилия Вейла.
У меня была своя порция недостатков, но наивность не входила в их число. Я знал, что рано или поздно — скорее всего, рано — это должно было случиться.
Вейл не говорил прямо, что считает Саймона Вазаруса ответственным. Но я знал, в чем заключаются мои подозрения. Решил, что мы сначала разберемся с отвергнутым потенциальным Наследником со стороны Орайи, а потом придется разбираться с моими.
— Итак.
Одно слово, и я уже боялся, что Мише скажет дальше.
— Что это было? — спросила она, очень непринужденно.
— Что? — сказал я, хотя и знал, про что она.
— То, что я увидела, когда вошла.
У меня болела голова. Я не хотел думать о том, что это было, в основном потому, что сам не знал. Я не хотел думать о стонах Орайи, о ее коже, о том кратком моменте уязвимости. Или о боли в ее глазах.
— Ничего, — проворчал я.
— Не похоже, что ничего.
— Это была ошибка.
Все это.
Ты заставил меня сделать то, что ты не смог сделать, — говорила она со слезами на глазах, выражение лица было таким искренним и открытым. Она даже не представляла, я был уверен, что она была как открытая книга, когда вся эта боль выплыла на поверхность.