Пепел Снежной Королевы
Шрифт:
В кроватке с сеткой стоял, уцепившись за перекладины своего узилища, малыш и, не прекращая реветь, тоже с интересом посмотрел на Куки, которая вторглась в их уютный мир.
Впрочем, никого из них девушка не заметила. Ее внимание захватили три огромных бульдога, подскочивших к ней с явным намерением полакомиться человечиной. Они смотрели на Куки так свирепо, точно и впрямь хотели сожрать ее, но лаять не лаяли. «Наверное, боятся испугать детей, воспитанные собачки!»
– Стэнли Кейз, козел ты сраный. Если сию минуту ты не поднимешь свою задницу и не притащишь ее домой,
С этим смелым ультиматумом, оповещенным громовым голосом в трубку, прижимаемую плечом к уху, вошла Бэби. Одной рукой она держала грудного младенца со смелостью, не доступной пониманию Куки. Другой потряхивала бутылочку молока, в надежде остудить его до приемлемой температуры.
Да, это, несомненно, была Бэби. Несмотря на прибавившиеся двадцать лет и сорок килограммов. Ни те, ни другие не красили некогда живую, озорную тростинку и аккуратистку Бэби. Кардинально изменившись в плане одежды и внешности, Бэби все же удалось остаться самой собой.
В детстве она всегда ходила чересчур отглаженная, со слишком правильной прической, неизменно свежевыстиранная и просто хрустела от крахмала.
Сейчас ее светлые волосы были выкрашены в неестественный ультрачерный цвет, причем относительно давно – судя по неопрятно отросшим корням. Шевелюра была стянута на макушке в неописуемый хвост, который рассерженной пальмой колыхался над ее полной фигурой.
Облачена Бэби была в растянутую футболку с черной свастикой и черепами в области обширного живота. На плече лежала грязная тряпка со следами неоднократного срыгивания младенца. Джинсы с пятнами и оттянутыми пузырями у колен дополняли ее колоритный облик.
Остановившись на пороге и заметив, наконец, Куки, она, чуть помедлив, прошла к дивану напротив телевизора. С креслом, на котором, поджав тонкие ножки, сидели близнецы-бельчата в одинаковых несвежих майках и трусиках, этот диван в родстве никогда не был. Как и вся остальная мебель, видимо, собранная по городским свалкам, они являлись частями совершенно разных гарнитуров.
– Тот самый Стэнли? – спросила Куки.
Она помнила, как иногда вместе с Бэби приходил мальчик. С сигаретой в зубах и длинными грязными волосами, он составлял разительный контраст тогдашней Бэби.
Они загоняли малышню в спальни, а сами обнимались и целовались, по-детски страстно и неуклюже. Куки подглядывала за ними с верхней площадки лестницы сквозь столбики поручней, раздумывая над их странным поведением.
Ей и в голову не приходило рассказать взрослым об этом отступлении от правил – тем более маме. Но как-то у отца она поинтересовалась, чем это могут заниматься люди в такие моменты.
«Они целуются, малышка», – смеясь, ответил ей отец. – «А зачем?» – «Затем, что любят друг друга». – Он, с хохотом подбросив дочь над головой, поймал и пощекотал усами ее лицо.
– Кто вы, и какого черта вам здесь надо? – Положив ребенка в кроватку, в которой уже томился не прекращавший выть ребенок, Бэби повернулась к девушке и, грозно уперев руки в мощные бока, уставилась на непрошеную гостью.
– Куки… Каролина Мэтьюз, вы присматривали за мной и моим братом в детстве. – И, не видя никакой реакции, пояснила: – На Гарден-стрит.
– Ну и что?
– Я… мне надо кое о чем вас спросить…
– Это тебя мамаша твоя надоумила? Передай этой старой стерве, что, если она не бросит свои шутки, я найду на нее управу. Стэнли живо с ней разберется.
– Ничего не понимаю! – пролепетала Куки, от неожиданности присев на стоявший рядом колченогий стул. Тот, вероятно, не привык к подобной фамильярности и, подломив ножку, моментально оказался на полу, где к нему не замедлила присоединиться Куки.
Оглушенно вертя головой, но не чувствуя особого урона, кроме уязвленной гордости, она нерешительно рассмеялась. Чуть погодя с удивлением обнаружила, что смеется не в одиночестве.
Сначала дети чересчур усиленно рассмеялись, а вслед за ними уже и Бэби не сдержалась и тоже мелодично расхохоталась, заколыхавшись своим необъятным телом.
Спустя какое-то время они с Бэби, оставив младших детей на попечение старших в гостиной, сидели на кухне и попивали пиво, гостеприимно предложенное хозяйкой.
– Я все рассказала сержанту. Все как было, – сказала Бэби, покачав головой, отчего пальма на макушке сделала смелый пируэт. – Родители меня не отпустили. Я сама попыталась позвонить вам домой, но трубку никто не брал. На работе Вильгельмины в больнице приняли сообщение и обещали передать его, как только она появится. Передали или нет, я не знаю. Вот и все.
– Что вы имели в виду, когда говорили о звонках?
– Да… Твоя мать стала названивать мне и угрожать, что подаст на меня в суд, что подкараулит и убьет меня, что это я во всем виновата. Всякую чушь, короче. – Бэби отхлебнула из бутылки и, пристальнее посмотрев на Куки, спросила: – Так ты, значит, говоришь, ничего не знала?
– Понятия не имела. Я вообще не знала, что она винит тебя. Тем более что она тебе звонила с угрозами. Как долго это продолжалось?
– Да это и сейчас продолжается! – воскликнула Бэби, со стуком поставив на стол пустую бутылку. Пройдя к холодильнику, она вынула оттуда следующую, резко захлопнув дверцу.
– Как, до сих пор? – едва не поперхнулась Куки. – Я ее больше не видела и не слышала. С тех самых пор.
– А я таки слышала и удовольствия получила мало, доложу я тебе, – гневно заявила Бэби.
– А… она ничего не говорила о том, где она живет? – осторожно поинтересовалась Куки.
– Как же! – саркастически осведомила Бэби. – Поздравительные открытки присылала, с обратным адресом. Ты рехнулась? Я же говорю, что она только ругалась да проклинала, старая ведьма. Но Стэнли это наконец достало. Он как-то раздобыл определитель номера, и мы его записали. А потом он у своих дружков (непростые ребята, вот что я тебе скажу, допляшутся они – и этот болван Стэнли вместе с ними) пробил адресок по телефону. Где-то он был. – Прошлепав босыми ногами по грязному линолеуму мимо Куки, сидевшей с замершим сердцем, она прошла к буфету, заваленному всякой всячиной, среди которой самым безобидным предметом были объедки, покрытые зеленой плесенью.