Пепел звезд
Шрифт:
Как можно объяснить, что она до смерти боится вновь почувствовать эту боль, такую, что невозможно ни дышать, ни двигаться, ни просто жить… Когда темнеет в глазах и обрывается внутри. И ты перестаешь ощущать что-либо, кроме этой боли, чувствуя себя чучелом, из которого вытряхнули внутренности и набили шуршащими зелеными бумажками… Боль от пустого и страшного слова: «Уходи…»
Если бы годы можно было вернуть… Если бы ей снова стало девятнадцать… Если бы не ее дурацкое тщеславие, не чудовищное упрямство… Если бы не блеск софитов и восторженных глаз, ознаменовавших рождение новой звезды… Если бы кто-нибудь объяснил тогда глупой девчонке, что, когда звезда догорает, остается горстка горького черного пепла…
Прошлое не возвращается. Никогда. Контракт
Мобильник Ника снова затрещал. Он недовольно поморщился. Наверняка, Ада. Она что, возомнила его, Ника, своей собственностью? Снова устроит истерику. Нет, с него достаточно. Пора завязывать. Поначалу Ада произвела на него впечатление спокойной, уверенной в себе особы. Самолюбивой и независимой, четко знающей, что ей нужно, помешанной на карьере. С такой не должно было быть проблем: повстречались-разбежались. И вся недолга. Но он ошибся. Попался, как мальчишка. Она оказалась настоящей истеричкой. В ней ощущался какой-то надлом, будто боялась чего-то. Ник всю жизнь старательно избегал таких женщин, с их комплексами и проблемами. Им хороший психиатр гораздо нужнее, чем любовник…
Припозднившаяся фигура внезапно возникла на дороге. Ник дал по тормозам, выскочил из машины, вне себя от ярости.
– Ты что, сукин сын, на тот свет торопишься?!
Сопливый мальчишка, лет семнадцати, в дерьмовой курточке, испуганно вжал голову в плечи:
– Я же шел на зеленый…
– Дома надо сидеть, а не шляться по улицам, кретин, дерьмо собачье!
Ник изо всей силы ударил парня кулаком по лицу. Тот упал, нелепо взмахнув руками. Из носа потекла темная струйка. Красные пятна расплывались на белом шарфе. Мальчишка, побелев, вытирал лицо кулаком и скулил:
– Не надо, я больше не буду…
– Козел! – Ник презрительно сплюнул на грязный асфальт. – «На зеленый…» Будет еще мне всякая тварь указывать, как ездить. Моли Бога, что жив остался.
Ник сел за руль и тронулся дальше. «Ну что за денек!»
Массивная железная дверь гаража захлопнулась, лязгнув железной челюстью. Ник облегченно вздохнул.
Вот его настоящий дом. Его вотчина, его крепость, куда нет доступа посторонним и любопытным. Здесь он может быть самим собой без боязни быть увиденным, услышанным, превратно истолкованным. Ник поставил машину и спустился вниз. Там находилась комнатка, обставленная всем необходимым. Ник опустился в кресло, положил ноги на столик. Ему вспомнился мальчишка на дороге. Ник поймал себя на мысли, что получил удовольствие, поставив на место этого сопляка. Он довольно потянулся. Взгляд его упал на стену, оклеенную цветными вырезками из журналов. Разномастные полуобнаженные красотки, радующие глаз. В центре – обложка «Вога» трехлетней давности. Зеленоглазая блондинка – волосы, отливающие жемчугом, фарфоровой бледности плечи в пенном кружеве роскошного белья… Улыбается, но не по-шлюшески призывно, а величественно, по-королевски… Было в ней нечто, заставляющее Ника задерживать дыхание, когда он смотрел на этот снимок. Девочки на соседних картинках периодически сменялись, но Она оставалась величиной постоянной. Надпись внизу гласила: «Русская Венера покоряет Париж.» Вычурно, но верно. Если бы он повстречал ее наяву… Ник вздохнул. Должно быть, осела где-нибудь в сытой жирной Европе. Ханжеской, богобоязненной, законопослушной, фальшивой до мозга костей, где на деле за всем скрывался страх перед неминуемым наказанием за малейшей проступок. Ник ненавидел Европу. То ли дело Колумбия! Там он чувствовал себя человеком, хозяином жизни. Был бы в свое время поумнее… Впрочем, он и в России неплохо устроился. Жаловаться не на что.
Ник встал, подошел к стене. Взгляд
Впервые за вечер Марина поглядела на чесы. Последняя электричка уже ушла. Антон вопросительно посмотрел на девушку:
– Куда поедем!
Марина моментально собралась в комок, сделавшись колючей, как еж.
– Полагаю, к тебе. Ужин отрабатывать.
Антон нахмурился, произнес ледяным тоном:
– Говори, где живешь. Я отвезу тебя.
Марине стало неловко. Она нерешительно коснулась его руки:
– Извини, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. У меня и вправду ужасный характер. Давай поедем к тебе. Если ты, конечно, не против.
Черный «Мерседес» катил по ровному, как взлетная полоса, Рублевскому шоссе.
– Между прочим, – сказал Антон, – в нашем городке проживает одна из ваших «звездулек», Ада Беркер. Ужасно заносчивая девица.
– Нет, – покачала головой Марина, – это всего лишь маска. На самом деле она добрая, застенчивая и очень неуверенная в себе. В глубине души Ада стесняется своей работы. Глупо, конечно…
– Скажи ей, что, если она и дальше будет с такой скоростью носиться на этом ее красном «Феррари», то не миновать беды. Пусть самоутверждается другим способом.
– Типун тебе на язык! – возмутилась Марина. – Впрочем, ездит Ада, кажется, действительно, слишком быстро.
– Ха, «кажется…» Да она выжимает не меньше двухсот пятидесяти! Будет продолжать в том же духе – ее красивое личико скоро соскребут с асфальта.
От насмешливого спокойствия, с которым Антон произнес эту фразу, повеяло ледяным холодом. Марина пристально посмотрела на собеседника. На его лице не дрогнул ни один мускул. «Похоже, – подумала девушка, – этот человек немало повидал на своем веку, что так невозмутимо рассуждает о жизни и смерти.
Как, впрочем, и я…»
Дом Антона недоверчиво косился на окружающий мир щелеобразными, наподобие бойниц, окнами. Его вид напомнил Марине здание Бутырки. Внутреннее убранство если и могло поразить, то, скорее, аскетизмом – строгие пропорции, минимум мебели, правда, все добротное, фундаментальное, высшего качества. Большая холостяцкая берлога, с той лишь разницей, что все вокруг блестело чистотой.
– Ты живешь здесь один? – оглядевшись, спросила Марина.
– На первом этаже есть комната для охраны. И еще приходит одна женщина, убирается, готовит. Нина Петровна. Я называю ее экономкой. – Антон улыбнулся. Сейчас он совсем не выглядел надменным снобом, и Марина ощутила, как невидимая разделительная полоса, которую она для себя определила, начала вдруг принимать все более размытые очертания.
– Надо же… Я несколько иначе представляла жилище мафиози. А где бассейн, сауна, бильярд?
– Там, – неопределенно махнул рукой Антон, – все, кроме бильярда. Я даже не знаю, как держат кий. Вот картишки – это я понимаю. Так, значит, я, по-твоему, мафиози?
– Нет?
Их взгляды – его, подозрительный, и ее, испытующий, – скрестились. Антон, взъерошив волосы, коротко рассмеялся:
– Наверно, да…
Черная мраморная гидромассажная ванна своим размером напоминала маленький бассейн, а по обилию всевозможных кнопок легко могла поспорить с пультом управления космическим кораблем. Марина с наслаждением изгибалась под вибрирующими шаловливыми струями. Ржавое обшарпанное корыто в коммуналке, в котором частенько полоскались штопаные носки Степаныча, трудно было даже назвать ванной, а при одной мысли, что в него можно лечь, по телу Марины начинали бегать мурашки. Девушка, поморщившись, потрясла головой, отгоняя прочь назойливые мысли. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о коммуналке, соседях, электричке и о том, что на смену этому безрассудному вечеру непременно придет холодное, унылое, серое утро.