Перед бурей
Шрифт:
– Тебе нравится? – парень обнимает меня за талию, шепча на ушко, и его голос перебивает шум ветра.
– Да, - улыбаясь, я продолжаю смотреть вперед, разглядывая Париж с высоты птичьего полета.
– Ты хочешь вернуться домой? – Тео едва касается губами виска.
– Не сейчас, но, - я задумываюсь, вспоминая об отце, временно пропавшим из виду вместе со своими угрозами и обещаниями, - самолет через день, и я буду рада встретить друзей, маму, - я медленно опускаю взгляд, глядя на верхушки голых деревьев.
Летом здесь красивее,
– А если, - сглатывая, - я предложу тебе остаться здесь?
Я поворачиваюсь к Тео, хмуря брови и поджимая губы.
– Прости, но… - я вздыхаю, - я должна вернуться домой, после школы поступить в Университет искусств, если получится. Я… скучаю по родным местам.
– Которых скоро не будет, если тебя отправят в Нью-Йорк, - не желая спорить, но отстаивая свою позицию.
– Ты же вернешься со мной? – не понимая мыслей Тео, я поворачиваюсь к парню, встречаясь с его глазами.
Они говорят гораздо больше, чем молчание.
– Я не уверен, - начинает Тео Эванс, - вчера ночью я встречался с Еленой.
– Своей мачехой? – удивленно.
– Понимаешь, у нее и твоего отца в прошлом были, хм, - он запинается, - некоторые разногласия. Поэтому, если я не помогу решить ее проблемы, то буду вынужден задержаться здесь.
Мое настроение заметно испортилось, но оно не должно перечеркнуть весь этот день.
– Я понимаю, - ответив и пытаясь вспомнить что-либо, связанное с Еленой, но на ум ничего не приходит.
– Я сильно расстроил тебя?
– Не очень.
– Тогда, - парень крепко прижимает меня к себе, - тебе поможет… - он не договаривает, целуя нежно и осторожно, и уголки моих губ медленно поднимаются.
– Это шантаж, мистер Эванс.
– Вовсе нет, мисс Грей, - усмехнувшись, Тео сжимает мою ладонь, - нам пора в собор Парижской Богоматери.
Кивнув, я следую за парнем, и через полчаса мы оказываемся у старого и красивого собора, украшенного сотнями скульптур и различной лепниной. Осторожно войдя внутрь, оглядываю полутемное помещение, замечая прекрасные витражи в окнах. С интересом разглядывая разноцветные стекла, в центре собора вижу огромный орган, вокруг которого с интересом столпились люди. Шагая вдоль скамей, продолжаю любоваться одним из самых знаменитых соборов в мире.
– Мое тело, - шепчет Тео на ушко, - моя душа, моя кровь, я сам, - тише и едва слышно, прикасаясь губами к мочке, - все принадлежит тебе.
– Феб де Шатопер, не так ли? – усмехаюсь, краснея.
Тео Эванс улыбается, заключая меня в объятьях и позволяя смотреть на величественный музыкальный инструмент.
– Именно, но, будь я Виктором Гюго, эти слова услышала бы не Эсмеральда.
Я улыбаюсь шире, и мнимая тишина, которая появилась только между нами двумя, не нагнетала, а успокаивала, и тепло медленно разливалось по телу.
– Хочешь, пойдем в кафе? – тихо предлагает Тео, прижимая спиной к своему торсу.
– Дай еще пару минут, -
– Хорошо, - молчание возобновляется, и мы оба любуемся внутренним убранством Нотр-Дама де Пари.
Через час, путем долгих переговоров, мы были в Лувре, отложив кафе на потом и изучая экспонаты музея, растворяясь в толпе и подчиняясь ей, не успевая даже толком рассмотреть некоторые картины. Отчасти, это было обидно, но учитывая количество человек, желавших, к примеру, увидеть вживую «Мона Лизу» или «Коронацию Наполеона», приходилось жертвовать временем, быстро проходя по всем этажам Лувра.
– Я больше не выдержу, - остановившись для передышки, прошептала я, - это как Эрмитаж в России. Я не могу объять необъятное, - слабым и уставшим голосом.
– Вивиан, неужели тяга к низменным потребностям выше духовных? – Тео наигранно удивился, но я видела, что он сам скоро устанет от многочисленных экспонатов музея.
– Здесь более 6000 картин и 130 тысяч графических работ, - я вздохнула, встав к стене и стараясь не мешать группам туристов, - если ты хочешь, чтобы я умерла прямо здесь, то знай, я почти готова.
Парень улыбнулся.
– Ты слишком долго говоришь для умирающей, - взяв меня за руку, он пошел к выходу, - но мы уже прошли самое интересное, - спускаясь вниз.
Я облегченно выдохнула, едва поспевая за Тео, а часы уже показывали восемь вечера. Как много времени мы провели вместе?
Вечер по сравнению с шумным Лувром был тихим, когда мы очутились в небольшом помещении на берегу Сены в центре города.
– Что ты хочешь? – Тео выбрал столик в уголке рядом с окном, чтобы я могла смотреть на вечерний красивый город.
– Не знаю, - я пожимаю плечами, - на твой вкус.
Когда подходит официант, парень заказывает две порции мяса по-французски и два бокала красного вина.
– Ты обещал кое-что мне показать, - говорю я, задумчиво посмотрев на Тео Эванса.
– После ужина, - парень осторожно касается пальцами моего запястья, притягивая к себе, а затем, наклонившись, целует пальцы, улыбаясь.
Эта нежность обескураживает, и я теряюсь, смущенно краснея и поворачивая голову в сторону окна, чувствуя жар на щеках. И, пожалуй, не только на них.
– Ch^ateau Mouton-Rothschild, 2006-ого года, - официант разливает вино в бокалы и оставляет бутылку на столе.
– Конечно, это не 1945 год, но должно быть не плохим, - усмехаясь, произносит Тео, чокаясь.
– Чем, - сделав глоток и ощутив приятный вкус, - особенен 1945?
– Как ты знаешь, - глаза у Тео загорелись, словно он любил изучать вина, - тот год знаменовался окончанием Второй мировой войны, а в 1941 году был один из самых удачных урожаев винограда за весь 20-ый век. К тому же, - парень улыбается, - этикетка у бутылки меняется каждый год, и, в честь победы, она представляла собой букву «V», окружённую лавровым венком и виноградной лозой, а внутри «V» находилась надпись “Annee de la Victoire”