Перед бурей
Шрифт:
Я вскрикиваю, выставляя вперед руки, которые незнакомец спокойно выламывает, обнажая меня и тем самым лишая последней одежды, слабо, но согревающей тело. Его взгляд скользит вдоль плеч и ключиц, груди, опускаясь вниз и вновь поднимаясь к моему лицу.
Парень едва заметно облизывает губу, и от этого становится лишь страшнее.
– Сладкая Вив, - шепчет он, ухмыляясь, а затем страстно целует шею, болезненно покусывая.
От его слов, так напоминающих Тео, бросает в дрожь, и это воспоминание словно оживляет.
–
– я сопротивляюсь, чувствуя усталость, но бросая ей вызов, тратя последние остатки энергии на эту борьбу.
Он не слышит, погруженный в свои собственные желания, парень, взяв меня за бедра, несет к кровати, слегка согревая своим дыханием и жаром тела. Я хочу, чтобы это был страшный сон, вырываясь и извиваясь в его руках.
– Не прикасайся ко мне! – шипя, сумев освободить свою руку, ударяю насильника по щеке, испытывая страх и ненависть к нему.
Маньяк усмехается, будто я лишь сильнее разожгла его интерес, и, схватив запястье, целует мои пальцы, пару секунд назад прикасавшиеся к его лицу.
Я теряюсь. Вся моя ненависть, страх, ужас и боль внезапно исчезают, оставляя обнаженной, лишенной чувств и эмоций, словно из меня, как из сосуда, вылили все содержимое, осушив.
– Ты растеряна, - улыбается он, довольный своей выходкой, и затем покусывает один из пальцев, услышав мой вскрик.
Я не понимаю, чего насильник хочет, какую игру он ведет, и присутствует ли в ней смысл. И, словно сбившись с курса, я застываю, не зная, что мне делать.
– Не, - я, дернув рукой, отодвигаюсь от него к изголовью кровати, - трогай, - прищурив взгляд и толкнув маньяка ногой.
Он с интересом поднимает бровь, словно я какой-то подопытный кролик, не желающий слушаться, и изучает меня с любопытством, без того страшного животного блеска в глазах.
– Как скажешь, - парень криво улыбается, вставая, - еще один день голодовки тебя устроит?
– Пошел к черту, - словно выплюнув эти слова, сжимаю челюсти, скрестив руки.
За мгновение он преодолевает расстояние между нами, сжав пальцами бедро до боли.
– Не смей, - его шепот грозен, и я поеживаюсь от страха, - со мной, - прямо около уха, - так говорить, - насильник резко встает, выключая свет, и через пару секунд слышится хлопок двери, запираемой на ключ.
***
– Мама? – я вижу ее силуэт издалека, и, чувствуя свободу, бегу к ней, крича.
Она не слышит, и, несмотря на то, что расстояние между нами сокращается, я не могу ее догнать.
Я не могу заставить ее повернуться.
Ускорившись, я вновь зову ее, испытывая не прежнюю радость, а странное волнение, беспокойство, пробегая вдоль пустынных и темных улиц маленького городка. Я хватаю ее за руку, со всей силы тяну на себя, пытаясь увидеть лицо Аны, но та, переборов меня, идет дальше, и я плетусь следом, пытаясь удержаться за ледяное предплечье, но вновь
Она заходит в чей-то дом, быстро поднимаясь по ступенькам, и я пытаюсь догнать маму, едва успевая за ней. Открывает комнату, и, когда я вхожу внутрь, дверь, прежде распахнутая настежь, резко закрывается и растворяется в стене, словно ее никогда не было. Вместо нее я вижу небольшой настенный светильник, блекло светящийся в полумраке и едва оставляющий блики на серых обоях.
Нервно сглотнув, поворачиваюсь, видя черную кровать, различные плетки, скамью и крест.
Я в той самой чертовой комнате.
– Мама? – произношу я с опаской, осторожно подходя к ней, неподвижно стоящей посреди этого страшного места ко мне спиной.
Ее запястья связаны вместе сзади какой-то черной атласной лентой, лишь волосы кажутся немного светлее, чем обычно. Она не откликается.
– Мама? – повторив вопрос, я аккуратно касаюсь ее плеча, но та не шевелится, замерев, словно статуя.
Медленно иду вперед, вставая перед ней, и встречаюсь взглядом со своей копией, покорно стоящей и глядящей на меня с презрением в глазах.
Я резко просыпаюсь, боясь этой темноты и словно слыша свой собственный крик.
Кошмары.
Встаю, чувствуя холод, и иду на ощупь к комоду, выдвигая ящик и доставая бутылку с водой, надеясь, что с глотком освежающей жидкости мне станет легче. И, ощущая тот неприятный запах старого матраса, я вновь погружаюсь в сон.
***
– Уходи, - не поднимая на него глаз, я лежу на этой дряхлой кровати, каждый день (если это, конечно, день) скрипящей от движений незнакомца, придавливающего меня к ней и, словно издеваясь, заставляющего издавать койку слишком громкие звуки.
Если в первый раз он дал мне «поблажку», то теперь пользовался обессилевшим телом ради своего же удовольствия, и жгучая ненависть к этому человеку угасала из-за более сильной усталости. Я потеряла счет времени, и лишь с приходом насильника понимаю, что наступает следующие сутки. Из-за кошмаров, ставших посещать меня гораздо чаще, я не могу уснуть, и, в те редкие моменты, когда изнеможение одерживает верх, прикрываю глаза, избавляясь от мыслей и чувствуя, что совсем скоро меня настигнет еще один страшный сон.
Он ухмыляется, и этот злобный смех отдает холодом, заставляя меня поежиться от страха.
– Ты сама прекрасно знаешь, что я никуда не уйду, - спокойно говорит он, закрывая за собой дверь и подходя к кровати.
Едва укрываясь и согреваясь какой-то простыней, облачившись в нее, я жмусь в дальний угол, стараясь обезопасить себя от насильника. Я хочу думать, что он приходит сюда, словно чувствует зависимость от меня, от моего тела и от желания обладать им.
По крайней мере, это лучше, чем осознание того, что когда-нибудь обещание оставить меня в живых не будет сдержано.