Перед лицом закона
Шрифт:
В городе нашлось четыре Соломахина. Соблюдая обязательную в таких случаях щепетильность, Краснов собрал о них сведения, которые были глубже анкетных, но все же довольно поверхностны, и это вполне естественно. Если справки наводятся окольными путями да еще при жестком условии, чтобы не бросить на человека ни малейшей тени, — такие справки не могут дать о человеке исчерпывающего представления.
На дворе стоял июль, изнурительно жаркий в этом городе, и Краснову пришлось попотеть за десять дней, потраченных на Соломахиных, — и в буквальном
Из четырех только один Соломахин был рабочим — токарем электромеханического завода. Правда, он не старый, а всего на год старше самого Краснова. И квартиры не лишен, как утверждается в открытке, а, наоборот, полгода назад получил двухкомнатную в новом доме. Зовут этого Соломахина Николаем Егоровичем. Член партии. Женат, есть сын семи лет. Имеет автомашину «Запорожец», старенькую, первого выпуска,
С него-то и начал Краснов и предпочел действовать в открытую.
Рано утром в субботу он приехал на улицу Гончарова. От автобусной остановки до дома № 47 было метров сто. Несмотря на то, что шел лишь девятый час, пекло неимоверно. Когда набегал ветерок, акации, уже успевшие припылиться, шелестели сухим бумажным шелестом.
Пройдя полпути, Краснов увидел справа небольшой пустырь и на нем разноцветные коробки вплотную друг к другу поставленных железных гаражей, штук двадцать. У большинства ворота были растворены, хозяева хлопотали возле машин.
Краснов подумал, что, может, и Соломахин здесь, и свернул к гаражам. В третьем справа стоял на домкратах «Запорожец» со снятыми задними колесами. В дальнем углу гремел железками невысокий человек с коротко стриженным затылком, в рубахе с короткими рукавами. Краснов чутьем угадал, что это и есть Соломахин. Из железной коробки дышало теплым бензином,
— Здравствуйте, Николай Егорыч! — сказал он весело.
Соломахин обернулся, ответил машинально, не разобрав, что голос незнакомый:
— Привет. — Потом, взглянув на Краснова, оставил свои железки, вышел из угла. — Ко мне? Вы что, из газеты?
— Нет. А почему вы решили — из газеты? Из какой? — все так же весело спросил Краснов.
Соломахин как будто насторожился и, в свою очередь, спросил:
— Ну, раз вы не корреспондент, так откуда меня знаете?
Краснов поглядел на белесо-голубое небо.
— Жарковато тут, Николай Егорыч. И курить опасно. Где бы нам поговорить?
Соломахин был, видно, человек догадливый.
— Можно пойти ко мне.
— Лучше прогуляемся по улице. Там хоть тенечек есть.
Соломахин запер гараж на висячий замок, и они полагали на теневую сторону улицы.
— Закурим, — сказал Краснов и вместе с пачкой сигарет «Новость» достал из кармана свое служебное удостоверение, развернул его в пригоршне. — Вот, посмотрите.
Соломахин опять-таки все понял: незнакомец предъявляет документ так, чтобы не привлечь внимания посторонних. В удостоверение он глядеть не стал, а сигарету взял. Закурили.
— Вы не
— Не знаю, как вас звать.
— Игорь Иванович.
— Ну, будем знакомы, — серьезно сказал Соломахин.
У Краснова еще там, в гараже, когда Соломахин помянул про газету, мелькнула догадка — вовсе не блестящая, скорее простая, как гаечный ключ, который Соломахин держал в руке. Теперь у него план разговора изменился. Он спросил:
— Почему все-таки вы меня приняли за корреспондента? Приходилось давать интервью?
Соломахин усмехнулся:
— Какие там интервью! Фельетон обо мне писали.
Теперь совет не удивляться следовало бы дать Краснову.
— То есть как? За что?
— Не против меня фельетон. Наоборот.
— Не понимаю.
— Ну, конфликт был с администрацией.
— Из-за квартиры? — проверяя свою догадку, спросил Краснов.
— Да. Только ведь я никому не жаловался. Это ребята из бригады в газету написали, ну и завертелось. Приехал на завод корреспондент...
— А в чем конфликт?
Соломахин вздохнул. Можно было понять, что ворошить это дело ему не очень-то приятно.
— Понимаете, моя очередь на квартиру была, а дали Сушковой. Замдиректора на местком жал. Она в отделе кадров всего год проработала, а я тут с пятьдесят пятого... Не считая армии... А она ему оказалась племянницей, хотя фамилии разные.
— Значит, подействовал фельетон?
Соломахин как-то смутился.
— За мной квартира осталась. Только его-то зря освободили.
— Зама?
— Да.
— А может, не зря? — сказал Краснов.
— Может... Только мне неприятно... Получилось — из-за меня.
— А когда фельетон публиковали?
— Да сразу после октябрьского праздника.
— В «Вечерке»?
— Нет, в «Коммунисте».
Задерживать Соломахина разговорами больше не было нужды. Краснов повернулся, они зашагали обратно, к автобусной остановке.
— Спасибо, Николай Егорыч. Извините, что оторвал от дела.
— Какое дело! Сегодня ж суббота.
— Тем более. — Краснов подмигнул, уверенный, что Соломахин не сочтет это ни игрой в простачка, ни подлаживаньем. Как-то само собой получилось. Но добавил серьезным тоном: — Все это строго между нами.
— Ясно.
— Ни о чем не беспокойтесь. Что мне надо было от вас узнать, я узнал. И точка.
— Я и не беспокоюсь.
— Будьте здоровы.
У Соломахина руки были в масле, и он, сжав правую в кулак, протянул для пожатия запястье.
— Будьте здоровы, Игорь Иваныч.
И они расстались...
Имелась богатая возможность пошутить в собственный адрес. Так-то вот, товарищ Краснов. Аноним, которого вы ищете, тоже выписывает газету «Коммунист», но читает ее гораздо внимательнее, чем вы. Действительно, Краснов выписывал эту газету и не пропускал ни одного фельетона, но вот не запомнил же случая с Соломахиным. А память у него не из худших.