Передача лампы
Шрифт:
Это не эго, как думаешь ты, вот в чем проблема.
Просто с детства ты оказался зависимым от мнений других людей, что они говорят о тебе. И ты копил эти мнения, и архивы с чужими мнениями окружают тебя — вот что ты собой представляешь.
Один из моих друзей — он был пожилым человеком, но, по стечению обстоятельств, стал очень близок мне. Он был самым пожилым членом индийского парламента, Сет Говинд Дас. Он был известен как основатель индийского парламента. Он был его членом беспрерывно на протяжении шестидесяти пяти лет.
Его сын умер. Мы были знакомы, он был министром.
Я сказал: «Ты повидал жизнь гораздо больше меня, и ты знаешь, что смерть неминуема, но никто не может сказать, когда она придет».
И он плакал, и он подтолкнул ко мне папку с телеграммами — от премьер-министра, от президента, от губернаторов, от других министров, от тех и этих, от проректоров университетов… Я сказал: «Так и должно быть. Это абсолютно нормально, что они все шлют свои соболезнования».
Он сказал: «Но премьер-министр не прислал ничего».
Я был потрясен, что его сын умер… А они были друзьями — премьер-министр жил с Сетом Говинд Дасом в его дворце. Но он был хитрым человеком, хитрым политиком. Он использовал Сет Говинд Даса, его популярность, его власть и деньги, чтобы стать премьер-министром.
И стоило ему прийти к власти, как он не захотел, чтобы кому-то могло показаться, что это как-то связано с Сетом Говинд Дасом. Поэтому постепенно они превратились во врагов. И даже когда умер сын Сет Говинд Даса, он не послал телеграмму с соболезнованиями.
Но я сказал Сету Говинд Дасу: «Это не имеет значения. Это никак не поможет оживить твоего сына. Но, похоже, что тебя больше волнует, — у него были все вырезки из газет, в которых говорилось о смерти его сына и были опубликованы фотографии и биографические справки, — резонанс, чем смерть. Я не вижу, чтобы ты был действительно потрясен его смертью. Тут, кажется, что-то другое».
Он спросил: «Что ты имеешь в виду?» Он был задет, а это была наша первая встреча.
Я сказал: «Я имею в виду, что он был только заместителем министра образования, и у тебя, должно быть, были на него честолюбивые планы: что он станет министром образования, потом премьер-министром; а затем ты возьмешь его в федеральное правительство… ты, наверное, надеялся, что он достигнет того, чего не смог достичь ты».
Он был одним из самых старых борцов освободительного движения, но он не смог получить никакого поста после освобождения. Он был простым человеком, не хитрым, не политиком. Он многим пожертвовал. Но кого волнуют жертвы, кого волнует, что он много раз сидел и пошел против своей семьи: его отец был убежденным сторонником британского правительства. И отец угрожал, что отречется от него, если он не прекратит тот вздор, которым занимается.
Против воли отца он продолжил бороться с британским правительством. Он надеялся, что займет высокий пост. Но не получил ничего. И я подозреваю, что он был не способен занимать пост. Он был таким простым человеком. Бороться за свободу — это одно, а стать премьер-министром или губернатором — совсем другое, нужны разные качества.
Я сказал ему: «Ты рассчитывал на него».
Он спросил: «Но как? — и его слезы высохли. Он спросил: — Как ты мог узнать, ты же видишь меня в первый раз?»
Я ответил: «Увидев все эти вырезки и телеграммы, я понял, что ты честолюбив. Твое собственное честолюбие не было удовлетворено, и ты надеялся, что с помощью сына ты сможешь воплотить свои честолюбивые замыслы. А теперь сын мертв. Ты никогда не любил этого сына, а у тебя есть еще один. Я знал обоих твоих сыновей.
Ты не замечаешь второго сына, потому что он не в политике. Вся твоя любовь — амбиции. Сын был просто средством. Ты хотел использовать его, а теперь его нет. Не переживай — используй второго сына. Политика — это не так уж и сложно. Даже дураки добиваются успеха, а у тебя есть власть, влияние, связи — протолкни второго сына».
И он сразу же забыл о своем первом сыне. Он сказал: «Правильно, я как-то об этом не подумал».
И он протолкнул второго сына. На место первого сына он протолкнул второго. Он стал заместителем министра образования. Но, по странному распоряжению судьбы, второй сын тоже умер раньше отца. Он тоже не смог стать полноценным министром.
Когда я пришел повидаться с ним, я сказал:
— Теперь мне действительно жаль. У тебя было только два сына. Теперь остался только один путь.
— Какой? Это ты посоветовал мне так поступить, и я поступил. Все шло отлично. Я забыл о первом сыне. Но что можно сделать против Божьей воли? Он тоже умер.
— А как насчет зятя? — У него был зять. — Подтолкни его!
— Теперь я уже немного боюсь подталкивать его. А если и он умрет?
— Тогда посмотрим. Найдем еще кого-нибудь. Сначала направь его. Если ты умрешь, никто из твоей семьи не сможет войти в мир политики. У тебя есть связи, хотя и нет фактической власти. Все великие лидеры страны связаны с тобой, твои друзья. Ты можешь повлиять на события.
— Стоит попробовать. Самое худшее, что может случиться, это то, что он умрет. Что еще он может сделать?
Но его зять никак не соглашался. Зная, что на этой должности умерли два сына, он испугался. Он даже пришел ко мне, сказав: «Пожалуйста, ничего не советуй. Этот человек опасен. Теперь он взялся за меня; и та же должность вакантна, потому что его сын умер, и я очень сильно боюсь. Я не политик».
Я сказал: «Это просто совпадение. И ты ему не сын, а зять. Попробуй — посмотрим, что получится». К счастью, он выжил!
Старик умер. И как только он умер, его зять всех перестал интересовать, и на следующих выборах его отстранили. Он даже не смог получить мандат, чтобы участвовать в выборах. Все опиралось только на влияние старика.
Когда мы встретились, он сказал: «Случилось даже худшее. Если бы я умер даже в качестве помощника министра, то, в конце концов, с государственными почестями, широким резонансом… Но что-то пошло не так. Старик умер раньше, и теперь я никто. Он погубил мой бизнес. Я бросил его и ушел в политику. А теперь с политикой покончено. Из-за того, что у меня нет никаких связей и отношений, мне даже не удалось получить мандат на выборы в Ассамблею».