Передача лампы
Шрифт:
И я был удивлен, когда обнаружил, что если во время обсуждения ты обнаруживаешь логическую систему, всю структуру, тебе не нужно запоминать. Это твое собственное открытие; оно останется с тобой. Ты не можешь забыть о нем.
Мои студенты, безусловно, любили меня, потому что никто другой не давал им столько свободы, никто другой так не уважал их, никто другой не дарил им столько любви, никто другой не помогал им оттачивать свой ум.
Каждый преподаватель переживал за свою зарплату. Я же никогда не ходил сам забирать зарплату. Я давал доверенность студенту
Все те годы, что я провел в университете, тот или другой студент приносил мне зарплату. Человек, выдававший зарплату, однажды пришел ко мне, чтобы просто сказать: «Ты никогда не появляешься. Я надеялся, что когда-нибудь ты придешь, и я увижу тебя. Но, решив, что, возможно, ты так никогда и не придешь, я сам пришел к тебе домой, чтобы понять, что ты за человек. Обычно профессора каждый первый день месяца начинают с того, что с самого утра выстраиваются в очередь за зарплатой. Тебя никогда нет. Какой-нибудь студент может объявиться с твоей подписью и доверенностью, и я не знаю, попадает к тебе зарплата или нет».
Я ответил: «Можешь не беспокоиться, она всегда попадает ко мне». Когда ты доверяешь кому-либо, ему очень сложно обмануть.
За все те годы, что я был преподавателем, ни один студент, кому я давал доверенность, не взял ничего, хотя я им говорил: «Все в твоих руках. Если ты хочешь забрать зарплату, можешь забрать. Если хочешь взять часть ее — можешь взять. Я не даю тебе взаймы, чтобы ты потом вернул. Я не хочу утруждать себя напоминаниями, кто и сколько мне должен. Это твое. Для меня это несущественно». И никогда ни один из студентов не взял и малой толики моей зарплаты.
Всех преподавателей интересовали только зарплата и соперничество за получение более высоких должностей. Я не видел никого, кого бы действительно интересовали студенты, их будущее и в особенности их духовный рост.
Увидев это, я открыл небольшую школу медитации. Один из моих друзей предложил для этого свою прекрасную дачу с садом, где он возвел специально для меня мраморный храм для медитаций. Там могли сидеть и медитировать, по меньшей мере, пятьдесят человек. Многие студенты, многие профессора и даже проректор приходили, чтобы осмыслить, что такое медитация, практиковали…
Но, когда я оставил университет и положил начало течению саньясы, произошли серьезные изменения. Мое основание течения саньясы породило значительные проблемы. Никто из моих коллег-преподавателей, которые были со мной все эти годы, не пришел даже навестить меня. Некоторые из них были индуистами, некоторые мусульманами, некоторые джайнами — а я был бунтарем. Я не принадлежал никому.
Люди, приходившие ко мне, — а я продолжал учить медитации — развернули оппозиционную деятельность, потому что теперь это был вопрос их религии, их традиций, их церкви. Они даже не поняли, что я делаю то же самое. То, что мои люди стали носить красные одежды, не означало, что изменилось мое учение. Я всего лишь хотел наделить своих людей отличительным признаком, чтобы их узнавали и признавали по всему миру.
Но они перестали приходить — не только преподаватели, но даже студенты, которые любили меня. И я осознал, что вся наша любовь, все наше уважение, вся наша дружба настолько поверхностны, что если наши традиции, наши обычаи, наши старинные, древние убеждения каким-то образом разрушаются, то вся наша любовь, вся наша дружба исчезают.
Ты удивишься, но даже тот друг, который предложил мне свою дачу и построил специально для меня мраморный храм, прислал записку — он не мог сам встретиться со мной — он прислал мне записку со своим управляющим, что вследствие того, что я не отношусь ни к одному из традиционных направлений, я не должен использовать его владения для своей школы медитации… Как будто все старое непременно ценное. В большинстве случаев, наоборот, чем более старое, тем более гнилое.
Я написал ему: «Я покину твой дом и твой храм. Ты можешь делать с ним что хочешь. Но я уйду с восходом, а не с закатом. И я хочу, чтобы весь мир был с новым, а не со старым».
Истина всегда там, где свежее, молодое, невинное. Она умирает в присутствии осведомленных, эрудированных, умных, так называемых мудрых — тех, кто иной.
После саньясы появилась разграничительная черта. Люди, которые до этого знали меня, постепенно от меня отвернулись. Появились новые люди, новые лица. И так продолжалось на каждой последующей стадии моей работы. Несколько старых лиц исчезнет — несколько новых привносят свежую кровь и энергию в течение.
Со всего мира приходили известия о том, что в каждом центре, даже несмотря на то, что все течение испытывает трудности, — у меня нет дома, у всего движения нет мест постоянного расположения, — из каждого небольшого центра продолжали приходить известия, что все новые и новые люди становятся саньясинами, люди, о которых мы и не думали, что они могут стать саньясинами. Гонения со стороны всех мировых правительств сыграли свою роль. Все, кто бесстрашен, ценит свободу, почувствовал вкус разума, присоединялись к течению.
Некоторые старые лица уйдут, и хорошо, что уйдут. Возможно, они уже не были созвучны мне; их время ушло. Вы можете быть со мной, только если вы живы. То мгновение, когда вы умираете, мы отмечаем. Мы говорим вам «прощай», и вы освобождаете пространство для нового — новой крови, новой жизни, нового цветка, который займет ваше место. Так было всегда…
Многие поколения были со мной, но покинули. Лишь очень немногие остались со мной с самого начала; они самые благословенные. С тех пор, как они пришли, они развели мосты, они забыли, что значит оглядываться назад. Они знают, что пришли к дому, к которому они стремились, которого они искали, и что теперь больше некуда идти.
Несомненно одно: те, кто по той или иной причине отстал в пути, кто двинулся в другом направлении, никогда не встретят снова такой любви, такого света, такого понимания. Они разминулись со мной навсегда. Это моя последняя жизнь, я больше не воплощусь в теле — мне их жаль.
Те, кто со мной, понимают, что упускают те люди, которые по некой незначительной причине, под неким предлогом пошли своим путем. Я никогда никого не прогонял — я всегда гостеприимен. Мне жаль их, потому что на этой планете они не найдут другого такого же места. Они всегда будут упускать, но из-за своего эго они не смогут вернуться.