Передозировка
Шрифт:
В гневе она пошла отчитывать Амбера, который выписал наркоману предыдущий рецепт.
Тот уперся:
— Вы лечите по-своему. Я лечу по-своему. Вы мне не начальник и не можете мне приказывать.
— Но он на этой неделе был здесь три раза в поисках дозы. Нельзя давать ему опиаты. Это неправильно.
— Но Совместная комиссия [10] говорит: «Если пациент уверяет, что ему больно, значит, ему больно».
— Да просто загляните в базу данных по контролю оборота рецептурных препаратов. Там вы увидите, сколько рецептов на опиаты он получил за последние несколько месяцев
10
Некоммерческая организация, занимающаяся аккредитацией учреждений здравоохранения в США.
— Я должен заботиться о пациентах и заполнять целую кучу бумаг. У меня нет времени ползать по чертовым базам данных.
— Вместо того чтобы помогать ему, вы потворствуете его пагубной привычке!
— Еще раз: я лечу так, как считаю нужным. Вы не имеете права говорить мне, что делать.
— Но с моральной точки зрения неправильно потакать дурной привычке!
— Они взрослые люди, и это их выбор. Я им в опекуны не нанимался!
— Но и поставщиком наркотиков становиться не должны! Вы же врач!
Амбер посмотрел на нее так, словно готов был ударить.
— Ой, я вас умоляю! — бросил он и вышел.
Ей самой хотелось его ударить. Вместо этого она перевела дух и вернулась к пациентам. Теперь, когда проклятая смена наконец-то закончилась, Эмме нужно было выговориться. Она позвонила Виктору.
Он был занят: готовился укладывать дочерей спать.
— Нет, не ту, Опал. Мама велела взять розовую. — Он вздохнул. — Прости, Эмма. Что ты говорила?
— У меня был отвратительный день. Ненавижу неотложку. Воспользуюсь советом Кена и откажусь от должности.
— Кен вечно боялся собственной тени. Никогда не рисковал. А ты — не Кен.
— Я думала, он тебе нравился!
— Конечно, нравился. Он всем нравился, но это не помогло ему спасти собственную жизнь.
— И все же он был прав. Еще он сказал, что я должна больше времени проводить с Тейлор. Не стоит круглыми сутками торчать на работе.
— Тейлор уже семнадцать. У нее нет на тебя времени. Скоро она станет совсем самостоятельной. К тому же она живет не с тобой. С какой стати отказываться от должности, которую тебе больше могут и не предложить? Если окажется, что это совсем не твое, никто не заставляет тебя руководить отделением всю оставшуюся жизнь.
— Но у меня нет опыта!
— И не будет, если откажешься попробовать.
— А если я позорно облажаюсь?
— Не облажаешься. А если и облажаешься, то с присущим тебе блеском. Встанешь, отряхнешься и пойдешь дальше. Может быть, и Тейлор будет полезно увидеть, что ты пользуешься возможностями и выходишь из зоны комфорта, — добавил Виктор. — Нет, не там, Айрис. В другом ящике, в левом. В другом левом! Прости, Эмма. Вашей неотложке нужны перемены. Я знаю, вы все вне себя от вмешательства АЭМП, но у вас там черт ногу сломит. Каждый делает что хочет. Полный бардак. Самое время, чтобы решительный начальник навел там порядок, а уж по части решительности я равных тебе не встречал.
Эмма ощутила тепло в душе. Ей как раз и не хватало уверенности в своих силах. Она вспомнила слова Амбера: «Я лечу так, как считаю нужным. Вы не имеете права говорить мне, что делать».
— А если под меня начнут копать?
— Непременно начнут. Коллеги постоянно копают
Виктор прав. Надо попытаться. Я могу сделать неотложку лучше для пациентов и даже для сотрудников. Что ж, значит, начну говорить Амберу и Крампу, что им делать. Вот потеха-то будет!
— Спасибо, Виктор. Я так и поступлю.
— Молодец, девочка! Встряхни их! — воскликнул он, и Эмма поняла, что он улыбается.
ГЛАВА 17
У Эммы зазвонил телефон. Ее просили вернуться. Уже.
Она стала заведующей отделением неотложной помощи почти час назад, и новая работа началась просто замечательно: один из медбратьев отделения впал в кому. Полиция была уже в пути.
На обратном пути она вспомнила Кена. Прошла уже неделя. В расследовании не было никаких подвижек. Во всяком случае, до неотложки никакие новости не доходили. Все отделение тряслось в тревоге. Работники боялись подходить к своим машинам, просили охрану сопровождать их после наступления темноты. При свете дня они дожидались друг друга и выходили парами, не рискуя разгуливать по стоянке в одиночку. А теперь еще и это. Что бы там ни случилось.
Как оказалось, беда произошла с Джорджем. Его нашли без сознания в душевой.
Полицейские долго рассматривали Эмму и ее удостоверение, прежде чем впустить в отделение.
— Вы хорошо его знаете? — спросила коренастая сотрудница полиции.
— Очень хорошо.
— Давно он здесь работает?
— Дольше меня. Теперь, если позволите… — Эмма попыталась пройти мимо нее в третий травматологический блок.
— Что он употреблял?
— Прошу прощения?
— Какие наркотики он употреблял?
— Почему вы решили, что он их вообще употреблял?
— А вам не сказали?
— О чем?
— Его нашли с иглой в руке.
Эмма прикусила язык и моргнула. Она-то думала, что Джордж поскользнулся в душе, упал и разбил голову. Или на него напали. Видимо, нет.
— Ясно. Кто его обнаружил?
— Другой медбрат, заступавший на смену.
— Понятно.
Она осмотрела отделение. Безобразие! Джордж в коме после приема наркотиков на рабочем месте. Карлос, нашедший его, говорит с полицией вместо того, чтобы заниматься пациентами. С самого начала смены у нас минус два медбрата. Остальные или в шоке, или шепчутся по углам. За больными никто не присматривает. Повсюду полиция. Хоть совсем закрывайся.
— Прошу прощения, мне надо пройти.
Полицейский, охранявший третий травматологический блок, попытался ее остановить, но Эмма сунула ему под нос новенький бейдж заведующего отделением и прорвалась внутрь.
Джордж лежал на каталке. Его голова казалась вдвое больше обычного из-за окровавленной давящей повязки. Шею удерживал жесткий воротник. Он был интубирован. Пластмассовая трубка, соединявшая его с аппаратом ИВЛ, была закреплена на лице с помощью клейкой ленты поперек усов. Потом замучаемся ее отдирать. Она взглянула на жизненные показатели: давление — 157/98, пульс — 86, сатурация — 100 процентов, температура — 36,7. Джуди, медсестра, ставила третий внутривенный катетер. Нора снимала кардиограмму.