Передышка не бывает долгой
Шрифт:
– Старших надо слушаться. Даже когда не понимаешь, чего хотят. Правда, я сам-то не очень, но из-за меня мир не топили… Может, я зря тебя выпустил…
Он в задумчивости почесал в затылке. Хламидник перехватил его оценивающий взгляд.
– Восхотелось меня снова туда?
– Подумываю, – признался Мрак.
Кузя вскрикнула:
– Мрак!.. Он так страдал!.. Даже не от камня, как ты думаешь, а что так получилось…
Хламидник окинул внимательным взглядом маленькую девочку. Лицо его омрачилось, а голос стал тяжелее той скалы, под которой лежал
– Какая чистая душа… Теперь говорят – праведная, какое противное слово… Окажись она там… мир бы уцелел.
– Че-че? – переспросил Мрак.
– Говорю, – ответил хламидник, – никакого бы потопа, никаких огненных ливней. Удивляешься, что поднял такую скалу?
Мрак почесал всей пятерней в затылке.
– Вообще-то я еще хорош…
Хламидник сказал пренебрежительно:
– Он придавил, Он и приподнял. Ты вон сам удивился, что сумел? Удивился, вижу. Просто Он не любит показывать, что все еще иногда… Делает вид, что все без него, как и обещал. Видимо, решил, что я уже достаточно… Хотя, может быть, это Он так спасал от потопа главного виновника, чтобы я увидел все, к чему привел мой бунт?.. Неисповедимы Его дела и замыслы!.. Но хотя ты не сам пришел, а тебя привела Его рука…
– Меня Кузя привела, – отрезал Мрак. – Добрая потому что. Я бы тебя там и оставил, больно наглый ты по морде.
Хламидник высокомерно поморщился.
– Туп ты, но тоже как бы хорош, хотя и зверь мохнатый… Пусть ты не сам пришел, я все же должен отблагодарить. Не потому, что ты мне нравишься, просто неблагодарность – черта низких людей.
Мрак сказал с иронией:
– А ты, значитца, из благородных? И высоко залетал?
Хламидник взглянул исподлобья, Мрак хоть и без ясности, но ощутил, что этот странный заключенный в самом деле… бывал высоко. Может быть даже настолько, что всякие там тцары внизу как букашки суетливые, хотя такое вроде и ни в одну мышиную нору.
– Просто назови мое имя, – сказал хламидник. – И я откликнусь.
Мрак отмахнулся, но полюбопытствовал:
– А как зовут тебя?
– Азазель, – ответил хламидник. – Просто Азазель.
Он выпрямился, повел плечами. Во всей его фигуре Мрак ощутил гордыню, отчаяние и еще вызов чему-то неведомому, но огромному, как загорающийся на западе неба закат солнца.
– Прощай, лохматый, – сказал он таким тоном, как если бы тцар разговаривал с младшим помощником конюха.
Мрак не успел ответить, у незнакомца с таким странным именем за спиной распахнулись два огромных крыла, словно у гигантского лебедя, только настолько черные, что даже самая темная ночь показалась бы ясным днем.
Он чуть оттолкнулся от земли, крылья взметнули его с необыкновенной легкостью, ни один сокол не сможет так стремительно и просто, через мгновение превратился в темную точку на беспощадно синем небе, исчез.
Мрак вздохнул.
– Ну и лады. Надеюсь, мы не натворили чего непотребного.
– Ты его спас, – заявила Кузя. – Ты хороший!
– Хорошие тоже не всегда хорошие, – сказал Мрак хмуро. – Жизнь она такая веселая… Ну все, идем обратно?
– Как скажешь, Мрак!
Агни услышал свист, настобурчил уши, Мрак свистнул снова, конь побежал к нему вприпрыжку, распушив оранжевый хвост и потряхивая золотой гривой.
Мрак снова укрыл Кузю, Агни сразу перешел в галоп, некоторое время мчались в реве и грохоте, Мрак наклонился к Кузе и прокричал ей в ухо, перекрывая рев урагана:
– Хочешь еще конфет?
Кузя пискнула, не задумываясь:
– Хочу!
Мрак натянул повод, Агни быстро сбросил скорость, остановился, а когда Мрак оглянулся, за ними протянулись две глубокие борозды от конских копыт.
На этот раз по всему виднокраю зеленая сочная трава, редкие большие толстые деревья кажутся такими уютными из-за могучей раскидистой кроны, от солнца или дождя может укрыть целое войско.
Кузя с любопытством смотрела, как Мрак развязал мешок и вытряхнул Хрюндю, что зевала и не хотела сдвинуться с места, а сам расстелил скатерть и велел грозно:
– Конфет! Целую миску!
Хрюндя вытаращила глаза и опасливо отступила от края скатерти, когда там медленно проступили очертания неглубокой тарелки, полной леденцов разного размера.
Кузя села, запустила обе ручонки в горку с конфетами, выбрала самую большую, начала было грызть, но посерьезнела и подняла на Мрака вопрошающий взгляд.
– А теперь говори.
Мрак уставился на нее во все глаза.
– Что говорить?
Она лизнула конфету, но сказала строго:
– Из-за чего остановились?.. Что хотел спросить у Азазеля? Я же вижу!
– У того несчастного? – переспросил Мрак фальшивым голосом. – Да что можно спросить у того, кто две тыщи лет под камнем лежал?.. Ну, раз о нем вспомнила, можно позвать к столу… оголодал небось за столько лет!.. Азазель!.. Сможешь прийти?
Кузя вздрогнула от его рева, вокруг взметнулась не только пыль, но крупная галька разлетелась в стороны.
– Ему не надо кричать, – сказала она тоненьким голоском. – Он по-другому услышит.
– Проверим, – проворчал Мрак, – а вдруг ухи отлежал?
В синем небе образовалась темная точка, быстро и резко начала увеличиваться, и буквально через пару мгновений в двух шагах опустился Азазель все в той же хламиде, за спиной начали скрадываться огромные и вроде бы другие крылья, у основания с чешуей, как у крупной рыбы, потом будто летучемышьи, а на конце белые перья, будто лебедь какой с мокрой задницей.
Азазель бросил в его сторону недовольный взгляд.
– Крылья рассматриваешь? Когда-то было все иначе… Кузя, у тебя конфета растаяла и капает!
Кузя спохватилась, подставила ладошку под сползающие капли, смешно слизнула, мордочка стала совсем счастливой.
Мрак кивнул на место с той стороны скатерти.
– Садись. Ты же две тыщи лет без корма, да?.. Что будешь? Мясо, рыбу, хлеб?
Хрюндя, что было отступила при виде человека с крыльями, придвинулась ближе, привстала на всех четырех коротких лапках, чтобы казаться крупнее, глухо заворчала.